Food for Life 3 ЧАСТЬ страница 1

При копировании или перепечатке материалов ссылка на данный сайт  обязательна.

 

"Всякое деяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов, у Которого нет изменения и ни тени перемены". (Иак.1,17).

«Дано ли вам было указание плодиться и размножаться?

В пьянстве и разврате сгубили народ русский!»

 

 «Преданные»

ЧАСТЬ 3  "Урок истории".

«ПИЩА ЖИЗНИ в КИТАЙ-ГОРОДЕ»

 

Простите, друзья, я, видно, недооцениваю ситуацию или переоцениваю свои возможности! Очень трудно писать, не имея на это дара и свободы мысли, но я уверен, что с этого момента разрушу то, что мешает мне, и буду двигаться дальше. Продолжение следует…(Автор).

 

— А вот я люблю песню про зайцев. — «Про кого?» — «Про зайцев.» — «Сеня, про зайцев — это неактуально!»

 

- Ну, как, прасадом угощаешь? – спросил Гусейн непривязано, но было видно, что он соскучился по «духовной атмосфере», и ему одному было известно, как отделить зерно от плевел, то есть определить дух даже сквозь толщенную завесу сектантства. Искушенный в материальной деятельности, прекрасно разбиравшийся в шастрах, он знал теперь вкус настоящей духовности. Гусейн – в прошлом фанатик санкиртаны, то есть распространения книг, отдавался в одно время полностью всем указаниям Прабхупады (ягненок в храме, лев на санкиртане; чтение джапы 16 кругов утром; занятие 8-ми часовым служением и т. д.) с ревностью отдавался науке «самосознания», педантично и уверенно – и это не было видно со стороны. Раджас, захвативший его, то есть гуна страсти, обещала большие продвижения в короткий срок, хотя по наставлению гуру не привязываться даже к таким параметрам как скорость, Гусейн и не обращал на это внимания, исполняя искренне свои обязанности, стремился достичь всех благ вайшнавской пропаганды. «Меня долго лечили», как скажет он потом Жене, теперь Джидендрии кришна дасу, но кто с ним работал, подводя под соответствие, Женя будет только догадываться, зная, что в сроках эта «работа» длилась около 2-х лет. Именно столько требуется, чтобы остановить колесо невежества неофита, которое в своей искренности он раскручивает, не считаясь с законами «духовного мира».

- Прасад уже скоро, - сказал Женя, все еще неверя своим глазам. Постоянно медитируя на Гусейна, он видел его сейчас перед собой как во сне, стараясь запомнить черты его лица: сломанный нос, голубые с искрами глаза, спокойное выражение их и вселяющий уверенность бас, приводили в себя недавно инициированного Джидендрию. Который уже и забыл последний рубеж, когда Гусейн сказал ему, что получил инициацию не в ИСКОНе. Женя вздрогнул, неверя своим ушам, но как он это сказал: « Как только я увидел своего гуру (Говинда-дева), так сразу же решение пришло незамедлительно …» - с равнодушием к этому факту отнесется теперь Джидендрия. Надо заметить, что в ИСКОНе у Гусейна был Макунда махарадж. А до видения Гусейна, то надо сказать, что он стремился к правдивости в чистом виде и готов был пожертвовать ради этого всем, не только понятиями и кришнаитской «духовностью», но и своим честным именем Хари Бхаджан; что для одних была вода, для Гусейна твердый пол и наоборот.

- Пойдем, в храме идут приготовления, а прасад будут раздавать в алтарной, - сказал, приглашая, Женя. Проходя по аллее, Гусейн смотрел, наблюдал, оценивал, ориентировался и вспоминал. Его выгоняли отсюда уже дважды. Что творилось в его душе, какие просторы открывались ему, какие битвы видел он, бросая взгляд на кусты, корпуса и аллеи. От бесконечной привязанности  до ужаса и нежелания проносилось в воспоминаниях, от обиды и унижения до вечности, воплотившейся в этих корявых строениях; такие контрасты: бесконечная красота, до извращенных и отвратительных форм доходившая, когда ее пытались порядком воплотить в материи; до психических отклонений со страшными и дикими страданиями одиночества, того самого, когда блаженство духа, свободного от определений, низвергают в тюрьму трех гун  кришнаитской майи.

Но на лице Гусейна ничего подобного не было, он сохранял бесконечное непроницаемое спокойствие, его глаза видели наслаждение духа, а дыхание свободно вбирало свежий воздух. Сегодня радхаштами. Гусейн не пришел на праздник кришны, намеренно ли? Ему все-таки запретили приходить в храм, а о причине Женя не догадывался, просто считая в том вину несоблюдения принципа: курение Гусейна. Но была и другая причина, более серьезная. О ней мы расскажем далее, а пока Женя считает Гусейна своим другом и чистым преданным, доверяя на 108 процентов, и до конца будет так считать.

В храме был объявлен пост до обеда, и начинался грандиозный пир. Были задействованы все департаменты: овощи чистились и резались в большом количестве, полы чистили тоже. На кухне царило движение, спровоцированное Каной-Кангади,  который, казалось, был сразу всюду. Гонима дас, распоряжался, высоко задрав голову – это была его основная поза. Шива Бхакта командовала матаджами, сидевшими на ведрах картофеля словно квочки. Дхарма Бхавана важно беседовал с электриком, и Гусейн, проходя в главный корпус, заметил его своим проницательным взглядом:

- Смотри, как изменился Дхарма, - казалось, что никто иной, а именно Гусейн устанавливал духовные стандарты. Женя, посмотрев в сторону коменданта храма, внимательно изучал, но Дхарма во всех отношениях действовал на него отрицательно, и, таким образом, это было приравнено к аскезе.

- Скоро, скоро будут великие изменения, - сказал задумчиво Гусейн. Это было действительно пророчество.

- Гусейн, я наблюдал солнечное затмение, правда, солнечный диск был, едва затронут, и можно сказать, я ничего не видел, кроме небольшой дымки и малозаметного затемнения, как ни старался. Да, Вадинатха приезжал, тебя не было на джанмаштами, такую лекцию дал, только я на кухне был занят, - Гусейн едва улыбнулся по поводу лекции сквозь размышления при упоминании имени «Вадинатха». Вадинатх – всеобщий «любимец» публики.

Прасад раздавали, как и предполагалось, в алтарной. А угощений было много. Великолепно приготовленный, исключительно брахманами. Но по сравнению с Гусейном, с его духовного  уровня эти брахманы могли справедливо называться «брюхманами». По поводу самих брахманов Гусейн не распространялся особо, кроме того, что нельзя достичь в целом хоть какого-то духовного уровня у кришнаитов, если тебя не заглатывали, а

потом, отрыгнув,  не выплевывали по милости Божественного провидения. Этих брахманов заглотнули и надолго.  На радхаштами изготовили пятьдесят блюд, включая сладости и громадный торт. Раздатчики проходили по рядам, среди них прослеживалось пучеглазое лицо Селеванова, который, подойдя к  Жене, положил ему в тарелку апельсиновую халаву с грецкими орехами. На это Женя ответил кивком. Селеванов продвинулся с ведром и положил Гусейну, сосредоточенно сидевшему, по-турецки, рядом. Не получив никакой реакции, Сергей решил, что мало и зачерпнул второй половник. На это Гусейн молчаливо показал рукой «НЕТ», но Селеванов настаивал:

- Ну, за радхарани!

- За радхарани я сердце кровавыми слезами омою, - ответил Гусейн, играя со всей серьезностью. Селеванов продвинулся далее, а Гусейн, ни на кого не глядя, углубился в принятие прасада. Его жестом были сжатые кулаки и страдальчески сощуренные глаза.  

Еще никто не забыл джанмаштами, когда пировали до 12 ночи. Тогда ломали брахмачарский режим и гуляли всю ночь. Не надо забывать, что правила храма очень строгие. Гусейн был на редкость молчаливым, хотя вокруг и царило некое подобие веселья, подобие «трансцендентного», некая атмосфера, заставляющая забыть страдания (если закрыть глаза или смотреть другими глазами) мира эксплуатации. Да, в храме царила эксплуатация, и парадоксальность положения преданного скрашивала, порой, эту грань. Между Видурой и рядовым мойщиком котлов была великая пропасть как в отношении, так и в выборе. В отношении пользы и в выборе деятельности. Из-за аскез, порою навязанных, преданный находил радость в халаве и дополнительной порции сладкого риса, счастье в парилке и успокоение в надежном расстоянии от менеджера. И отсюда, конечно, ему не было никакой возможности надеяться на духовный прогресс. Как только он выходил из стен храма, то пускался без малейшей доли какого – либо сомнения во всевозможные чувственные удовольствия, и, если повезет, реализовал, таким образом, то время, пройденное непонятно для кого и непонятно зачем, и если находил какой-то смысл жизни, тогда можно было сказать: он не зря делал это. Абсолютно каждый шаг должен быть вложен и реализован. Формула «ничего для себя» в чужих руках превращается в форму мошенничества.

Видура же был свободен, то есть он не зависел ни от храма (хотя и мог жить за его счет), всем видом показывая, что не зависит ни от преданных (неофитов), а они, якобы, зависят от него, и вообще казался «продвинутым» в духовном плане. Григорий походил на смиренного приемника его, но только Видура не был его другом, если принимать во внимание некоторую беспринципность его. Гусейн был в этом плане намного выше относительно качеств. Если считать пренебрежение внешними условностями за беспринципность Гусейна, то внутри он был благороден как самородок, и даже в разрыве отношений четко прослеживалось желание высшего блага, которое Гусейн желал. Он имел сострадание и никогда не выпячивал «я», как это делал по привычке Видура прабху. Гусейн не имел «ложного эго», как этот термин понимают кришнаиты и поэтому был бесстрашен, но в то же самое время  ради правды он готов был пожертвовать всем и превращался во льва, если приходилось защищать честь Истины, а о Боге вообще всегда держал мысли внутри, никогда не показывая их. Многие преданные были искренними, но не каждый находился на том самом пути.

   Скоро должна была наступить зима, осень медленно, но верно умирала. Конец материального без духовного был неизбежен.

   Снова начались тоскливые будни и в один из дней (это было воскресенье)  Женя в отчаянии попросил Николая Угодника: «Помоги мне, Господи! Если не Ты, то никто мне уже не поможет!», И, открыв Дверь, он вышел.

   Начался очередной пир. По пути в алтарную Женю остановила молодая женщина в сари с красивым лицом и спросила: «Вы Женя из Алма-Аты?». «Да». «Вас вызывает Шад Госвами на Беговую», «А кто это Шад…? Госвами?». «А он начальник программы «Фуд фо лайф», то есть «Пища для жизни» - ответила молодая преданная, не подозревая, сколько счастья она принесла Жене из Алма-Аты этими простыми словами. Не говоря ни слова более, он бросился собирать свою сумку-рюкзак и избавляться от лишних вещей. И на выходе он поцеловал икону Николая.

Уже стемнело, и накрапывал мелкий дождь. Водитель Коля Топорков согласился подвести Женю до Москвы, но только рано утром. Все формальности были улажены, когда Женя, уйдя от начальства су-харе-вских отморозков Гриши и Дхармы, поблагодарив Колю Топоркова,  шел в первый раз к  московскому метро, чтобы добраться на станцию «Беговая».

    Все только начиналось, вставало солнце огромным, еле греющим, диском. Вернее, это был не первый раз разведки храма на Беговой, когда Шад Госвами, лысый литовец с горящими глазами, розовенький брахман, ученик Индрадьюмны, угощал Женю прасадом. Был вечер и преданные казались такими духовными, а Беговая чуть ли не самым центром вселенной, и на фоне этого маскарада Женя был мелкой незаметной песчинкой, которую каждый имел полное право раздавить, но Шад Госвами как будто нуждался в нем и кормил бесплатно. Этот факт более всего поразил алмаатинца. Незаметно от всех, сделав пожертвование из пяти тысяч рублей, опустив их в коробочку нищему на улице, он вспомнил, как отправился обратно на Су-харе-во, в тот первый день разведки, когда с тяжелым сердцем покидал Москву, что, мол, не для тебя этот прекрасный мир (немало таких, кто знаком с этим чувством). Тогда сладости из магазинчика во дворе казались райскими угощениями, как же все меняется, когда знакомишься ближе. Вот уж действительно, все происходит только в хитросплетениях ума, как сказал классик, в его беспросветном «горе».

    Войдя в ворота храма, Женя с сумками направился к вагончику «фудфолайфа». Это был домик в два этажа из приспособленных двух больших контейнеров, стоящих друг на друге, обитых деревом изнутри, утепленных, с прорезанными окнами. На втором этаже жили «храмовики», и там же находилась звукозаписывающая студия, о назначении которой мало кто интересовался. Внутри вагончика «фудфолайфа» горел свет,  и все было таинственно.

- Да, кто там? – спросил громкий голос. Женя вошел.

   В небольшой комнатке, хорошо освещенной грушей-лампочкой, было уютно. Посередине стоял стол и за ним восседал важного вида пожилой мужчина с русскими чертами лица, с первого  взгляда можно было сказать, что он хмур и невежественен. У окошка небольшого размера стоял мальчик с возбужденными глазами, метавшими искры, лысый, гладко выбритый, с оттопыренными ушами, лицо розовенькое, круглое. Его звали Шад Госвами, а за столом сидел Николай Николаевич. Первый был помощник, а второй руководитель. Шад Госвами по своей неопытности почитал Николая Николаевича чуть ли не за Бога, искренний, но поддающийся на идейные провокации, и из-за этого в его характере присутствовала некая жестокость.

- Женя! – сказал Шад Госвами и подошел.

- Я с вещами.

- Отлично, вот Анирвина покажет дорогу, где Вы (Шад выделил уважительно) будете жить. Один преданный милостиво предоставил нам квартиру. А пока располагайся, и сейчас будем принимать прасад, Юга уже приготовил.

  Круглолицый Анирвина сразу не был заметен, потому что имел небольшой рост. Он сидел около окна и казался весельчаком. Одет Анирвина был в дорогую одежду, в отличие от Шад Госвами. Который носил только вайшнавскую одежду – шафрановое тхоти и куртку, а Николай Николаевич сидел в пиджаке. Юга немного заикался и служил хорошим поваром, худощавый, холодного вида юноша, немного болезненный.

   В вагончике шло обсуждение срочных дел: кого кормить, на какие средства, когда и как. А пока Шад Госвами собирал команду фудфолайфщиков.

- Ты не знаешь никого из преданных на Су-харе-во, кого бы можно было к нам пристроить? Лишние руки нам не помешали бы, преданных-профессионалов, - спросил Женю Шад Госвами.

- Да, есть один, Селеванов Сергей, - не задумываясь, сказал Женя.

- Хорошо, при первой возможности сообщи ему.

    После прасада Анирвина и Женя отправились на квартиру, которая находилась на конечной остановке Выхино, прямой линии метрополитена.

Анирвина в модной шерстяной курточке и такой же в клеточку кепи с опускающимися наушниками, с плеером в руках говорил на отвлеченные темы, связанные с обществом сознания кришны, глаза его горели, и казался он очень возбужденным. Его же компаньон молчал и как будто был смущен и очень подавлен, сутулился и смотрел то на Анирвину, то в окно. Они уже ехали на автобусе, и в этих темных местах Жене бывать еще не приходилось. Отовсюду веяло холодом и недоброжелательностью. Единственное, что Анирвина был преданным кришны, хоть как-то вселяло надежду, успокаивало, но не до конца. «Хорошо, что часто придется бывать на Беговой, там можно встретить Гусейна», - думал он.

«Выхино», так назывался микрорайон на окраине Москвы из высотных, только что построенных многоэтажек. Некоторые дома еще не были заселены и квартира, куда шли они, только недавно (месяца три, не больше) была обжита.  Находилась она на 14 этаже, полуторка, то есть комната и кухня. Хозяин квартиры сорокалетний инвалид Владимир Владимирович, страдающий неизвестной болезнью и ходивший исключительно на костылях, основное время  проводил в кровати и слушал радио «кришналоку». Жил он на кухне, там стояла его небольшая кровать и электрическая четырехкомфорочная плита, так как в этом доме не планировалась подача газа и плиту ставили в каждой квартире изначально сами рабочие. Вторая комната, несколько больше кухни, была не убрана.  По углам до потолка одна на другой стояли картонные коробки с вещами Владимира Владимировича. Новый диван в другой стороне был тоже завален.

  Анирвина позвонил в дверь.

- Кто там, - спросил неприятный мужской голос.

- Харя Кришны! – ответил Анирвина. Это была его фирменная шутка. Мужчина сказал Анирвине, чтобы он брал ключ и открывал дверь ключом, так как ему трудно каждый раз вставать, дверь открылась и оба вошли внутрь. Первым делом Женя сложил сумку в угол и Анирвина представил его Владимиру Владимировичу.

- Вот, он здесь будет жить первое время.

Владимир Владимирович как будто не возражал, но была заметна его нервозность, он стоял в коридоре на костылях. Худощавый сам по себе, высохшие руки, небритость, выдавали постоянное раздражение. Вытянутое лицо и близкопосаженные глаза, которые время от времени мигали говорили о мягкотелом характере, неуверенном и боязливом, его били в школе сверстники и старшеклассники. Единственная мать заботилась о нем, как о своем единственном чаде и чтобы как-то укрепить его мальчишеский дух, записала в секцию дзю-до. В школе его называли "крыса" и Володя помаленьку портился. Теперь, если не знать его как  преданного, можно было бы подумать о постоянном и хроническом употреблении им алкоголя.

  Женю определили в большую комнату. Возле дивана стояла кровать, и ее ремонтировал странного вида бородач. Звали бородача Миша Инякин.

- Миша, - сказал он о себе, продолжая орудовать рубанком. Не говоря ни слова, Женя расстелил спальник на пол и лег, а Анирвина разговорился с бородатым на спекулятивные темы.

- Я все веды прочитал. Ничего интересного. Зачем читать много литературы, когда надо уже давно подключаться к работе, - Миша струганул рубанком и провел рукой по доске.

- Но, все-таки не стоит, и пренебрегать теоретической подковкой, теория это как облако.

- Вот именно, и это самое облако может навсегда скрыть солнышко, когда – нибудь приходит конец теории. Вот если я буду, допустим, бить по пальцу вот этим молотком, в один момент моя совесть проснется и скажет: хватит! Ну а пока, когда мозги не очищены… я бы сказал закаканы…

-  А ты что подразумеваешь под практикой? – спросил Анирвина, - чтение джапы, санкиртану?

- Есть более интересные вещи, а работа – понятие бесконечное. Вот «риг веда» рекомендует жертвоприношения, вознесение молитв, но если браться за душу… она как зеркало. А Бог – источник и цель. Богобоязненность - есть средство.

- Зеркало – это ум, как говорят писания, «запыленное зеркало ума».

- Писание тоже зеркало. Зеркало понятие тайное, смотря, что от чего отражается.

- А, по моему, кришна и есть Бог, -  сказал Анирвина, смотря Мише в глаза.

- Кришна – пастушок, ты разве не знаешь об этом?

- Да, да пастушок трансцендентных коров сурабхи.

Анирвина и Миша ладили друг с другом.

- А это кто?

- А, новенький, совсем еще зелененький, - ответил Анирвина.

- Зелененький,  зелененький,  счастливый значит, - смотрел Миша на спящего Женю, - пойдем, приготовим чего – нибудь, я с утра постился.

- Я прасад привез из храма, разогреть только, - поймал Анирвина, - Шад Госвами надавал в дорогу.

Миша был почти в два раза старше Анирвины. Владимир Владимирович тем временем отдыхал. Родом из Питера, он получил квартиру в подарок от мэрии Москвы по инвалидности. Стоимость ее доходила до 30 000 долларов. За два месяца здесь уже успело остановиться и съехать десятка два преданных, полупреданных и не преданных, так что для Владимира Владимировича вопрос этот оставался открытым. Что касается Миши, то он просто пришел помочь с кроватью. По утрам Женя вставал около шести и первое время с Анирвиной ехал в храм на утреннюю лекцию на метро, после чего все собирались в вагончике обсудить дела, принять прасад и заняться служением. Команда фудфолайфа состояла из нескольких человек. Самый главный Маюродхвадж имел офис в двухэтажном здании храма и никогда не появлялся в вагончике. По национальности кавказец, носил короткую обширную бороду и выглядел на лет тридцать. Его возил личный шофер, редко заходивший в вагончик принять остатки прасада, и один из немногих знал о деятельности Маюродхваджа. У Шад Госвами была секретарь Надежда, «ученица» Индрадьюмны, безумно его почитавшая «учителя», так как являлась сиротой. Она потеряла родителей в автокатастрофе. Круглолицая и непримиримая,  была всегда особняком и общалась исключительно с матаджами. Следующий был Нихсима, преданный, с треугольной бородкой и в очках. Лет двадцатишести, худощавый и одинокий, собирал пожертвования в больших организациях и имел успех на своем поприще.

 Тривени - полнотелая женщина решительного характера, тоже занималась пожертвованиями вместе с Фатимой (Падма – Мукхьей). Костя – помощник, немного заикающийся, лет двадцати, без определенных занятий. Женю же определили на кухню в помощь преданному Юге.

 Тем временем Юра, имевший инициацию и имя Агни Хотра, выполнял распоряжения Шад Госвами. Большинство фудфолайфщиков жили по домам и только Шад и Юга пристроились на квартире где-то на улице Генерала Кузнецова  или же на остановку дальше, следовавшем туда троллейбусе №35. Юга жаловался на контролеров, так как был невезуч, а Шад, уроженец Прибалтийской автономии, не имевший постоянной прописки и штампа в паспорте, спасался шафрановым тхоти, и когда к нему подходил мент, вежливо отвечал: «Мы кришнаиты и документов не носим!». Его обычно отпускали, а преданным он говорил: «кришна защищает!». В целом Шад был фанатиком.

Что до Жени, то у него не было ни прописки, ни регистрации, ни тхоти, ни денег на метро, одним словом ничего, что может спасти в критический момент. Алматинский  преданный Сварупа подарил ему тхоти, но носить его Женя стеснялся. Тхоти, как ни крути  походило на женскую юбку.

- Значит так, положение у нас только что родившегося ребенка. И, соответственно, нам необходимо, включая средства и орудия труда, вплоть до навыков, мы должны приобрести в процессе деятельности, - начал Шад Госвами вступительную речь по окончании прасада, когда все были в сборе, - но единственное, что всегда нужно держать на высоте – это духовное развитие. Ни в коем случае не прекращать заниматься преданным служением в духе сознания кришны, то есть читать книги Шрилы Прабхупады, повторять 16 кругов махамантры и соблюдать вайшнавский этикет. Вот что нам необходимо в первую очередь, все остальное придет в процессе служения. Шад не имел особого опыта в жизни и по русскому языку был троечником.

 Косте видно не давался «духовный прогресс», хотя можно было сказать с уверенностью – он читает 16 кругов, Нихсима – очень смиренный и галантный тоже рассчитывал на «духовное продвижение»!, по крайней мере не переживал на этот счет. Что касается только что прибывших – вопрос оставался открытым. Настя – немолодая девушка в очках, прибывшая в штат сотрудников, с неохотой, хлопала глазами. Юга повторял с Шад Госвами по утрам круги вместе, Фатима и Лида – та самая знакомая Жени, пригласившая его на Беговую, относилась прохладно к зажигательной речи Шада. Здесь собрались все классы – от неофитов до «продвинутых», хотя разных возрастов и пола. Женя перестал читать джапу еще на Сухарево, так что переживал, если его спросят о кругах, он не знал, что ответить, а врать ему не хотелось. Анирвина точно не повторял на четках харе кришна и ему было все по-барабану. Вдруг к нему обратился Шад:

- Анирвина, сходи на завод холодильных установок, они спрашивали документацию и обещали пожертвование.

Анирвина кивнул.

- Так, и все по своим делам. Женя, поедешь с Югой, поможешь ему в изготовлении сладких шариков, они нам нужны в поздравлении спонсоров.

- Нам нужны письма с банковским счетом, - сказал Нихсима, - должно быть короткое обращение, что, мол, пожертвуйте на то-то и то-то.

- Да, как раз я говорил с Вадинатхом, он сейчас рассматривает текст письма и скоро он у нас будет с МФО и счетом. А пока вот вам, - Шад Госвами достал из папки стопку листиков предварительного образца и раздал каждому «ходоку за пожертвованиями», - обязательно отмечайте, кому и когда вы отдали это письмо, иначе нас  могут оштрафовать налоговики, не хотелось бы иметь с ними дела. Ну, все, все, шариков сегодня не будет, мы не успели вчера слепить. Вечером всех жду здесь, хари бол! Шад еще долго говорил и проповедовал философию, подводя ее к деятельности преданных.

 Фатима и Лида ушли вместе, Костя и Женя поехали с Югой делать шарики. Юра остался лечить Шад Госвами от головной боли, так как обладал экстрасенсорными возможностями. Нихсима пошел на встречу с важным спонсором, а Надежда осталась печатать на машинке, всегда молчаливая и взрывоопасная (ее побаивался даже Шад Госвами). Она могла накричать и бескомпромиссно отстаивать права. Нельзя сказать, что она была не красива, но какой-то непреодолимый барьер всегда был в ее характере, встававший между ней и остальными фудфолайвщиками.

Шад Госвами, не по годам решительный, готов был свернуть горы. В Литовском храме занимался санкиртаной (продажей книг) и рассказывал, как он ходил по хуторам и подвергался опасностям. Однажды на него напала огромная дворовая собака, но Шад Госвами «забыл о себе» и бесстрастно шел к цели. А прославился он тем, что брался за большие праздники и всегда доводил дело до конца. Незаменимый в своем деле, стал всеобщим любимцем и поднял авторитет до необходимых высот. Его «учитель» Индрадьюмна  свами предоставил ему брахманическую инициацию  и Шад определился в московский храм. Поставив цель внедриться в МГУ (Московский государственный университет им. Ломоносова) и бесплатно кормить студентов, не давал сам себе права на сон и отдых. Маюродхвадж, всегда таинственный, держал его на расстоянии,  поставив между собой и им посредника Нара-ду даса в очках и костюмчике, у которого была классная девчонка, ходившая за ним попятам и везде не отходившая ни на шаг, они даже спали вместе. Шад Госвами устраивал показательные обеды среди ректората МГУ, и, казалось, дело двигалось, так как перед грандиозными тортами Шада никто не мог устоять на ногах.

  -Человеческая жизнь очень важна и подобна семени. Самореализация подразумевает полную самоотдачу – самопожертвование и одновременно самоприобретение. Чтобы семя взошло и не утратило своих качеств, его нужно посадить в землю и необходимо выбрать правильную почву. Если посадить на камне, то ветер сдует, а в песке семечко просто не разовьется, даже если обильно поливать. Никакая среда не годна, только земля. И если регулярно и правильно поливать, не переливать, уделять внимание, то это еще зависит от семени, способно ли оно, имеет ли свойства. А без земли, воды, света – семя само по себе не имеет цены. Только если соединить все четыре компонента, может быть и здесь результат, ибо всегда есть фактор, решающий быть или не быть, - давал Шад очередную пыль в глаза ректората МГУ.

  Когда солнце село за горизонт, в маленькой кухне Юга крутил орехи, а Женя лепил шарики из сладкой массы, что касается Шада Госвами, то он подъехал, чтобы давать указания и самому проследить, как продвигаются дела, Костя, тем временем, упаковывал «по шесть» шариков в полиэтиленовые пакетики. Такие презенты вручались каждому потенциальному спонсору. Дело продвигалось медленно, и когда все было упаковано, то решили, что неплохо бы подкрепиться. По ведическому обычаю Женя (по совету Шада) принял омовение в ванне. Еще с утра осталось немного прасада, и Шад Госвами раздавал по тарелкам сабджи, рис, сваренный на пару, (Юга, как увидел рис, обрадовался и взял лишнюю порцию) и напиток, обычно это был простой компот с кардамоном, который плавал маленькими корабликами и был несъедобен. Во время прасада царила полная тишина, если не считать звука стучащих ложек о металлическую посуду. После необходимо было промыть рот и посуду, руки и пол дважды – мокрой и сухой тряпкой, за этим строго следил Шад Госвами. К тому же посуду, в которой готовили, называли «посудой кришны», в ней предлагали пищу изображению чайтаньи, нитьянанды прабху, адвайте, гададхаре и шривасу дасу. Все пятеро звались панча-таттвой. Посуду для таттвы ставили отдельно и мыли отдельно на кухне очень тщательно, после чего ее убирали в отдельный ящик антресоли. Каждый преданный прятал свою посуду в свой угол, никогда не ставил рядом с кастрюлями таттвы. Вкушали же преданные всегда сидя на полу и тарелки не брали в руки, а под аккомпанемент пел Шрила Прабхупада – «верховный учитель», из колонки магнитофона. Звучала мриданга и караталы. Как говорил Шрила Прабхупада, еда, сон, совокупление и оборона – признаки животного мира, но от еды никто не мог отказаться и от сна, от секса и обороны еще можно было как-то отгородиться. Преданные старались исполнять указания «духовного учителя», и порой это намерение приобретало смешные, а иногда опасные для жизни последствия. Абсолютно у каждого с детства торчит из одного места гвоздь и он – то, как раз мешает усидеть нашему существу. Существо это порою бросает то в одну, то в другую крайность, а иногда оно незаметно проживает целую жизнь за нас, как будто, так и должно быть. А еще  эти непреодолимые рождение, болезни, старость и смерть, которыми пугал Прабхупада...

  Все остальные фудфолайфщики пропадали в переулках преступной Москвы, пытаясь разжалобить пару тройку спонсоров, слезливой просьбой о безнадежно голодных студентах Московского Государственного Университета, находившегося на Воробьевых горах. Грандиозное сооружение времен генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина (Кобы) уходило вверх своими пиками, бросая вызов небесам. 

 Когда–то давно у Шада Госвами была мечта попасть в это учебное заведение. Но он ушел в армию, а когда начались беспорядки в советской Латвии, его направили расстреливать своих же соотечественников, как он утверждал, представляя себя как на поле битвы курукшетре, даже своих родственников он видел, находившихся в рядах протеста и выступавших на баррикадах за какие-то права. Ознакомившись с «гитой», Шад находился в положении арджуны, которому также пришлось побывать между огнем и полымем. С тех пор Шад Госвами - Саша, стал харекришнаитом по убеждению.

 «Беговая» - станция метро, названная в честь ипподрома в двух шагах, так же имела свой смысл и «транс-тенденцию», по словам Видуры прабху «тут все бегали». Храм расположился во дворе между двумя военными институтами в двухэтажном старом здании, обнесенном каменным забором. Водосточные трубы рукавами спускались с крыши. Дом постоянно ремонтировался и реставрировался, а вокруг него едва было свободное место, куда могло упасть яблоко. На пространстве небольшого дворика громоздились самодельные постройки и надстройки из  контейнеров,  приспособленных под офисы, вагончики для жилья и подсобных помещений, магазинчики и гаражи на заднем дворе. Со стороны все это казалось ульем, осинником. Даже чердак был приспособлен под брахмачарский ашрам, а комнатки с небольшими окошками со встроенными вентиляторами, едва были в рост человека. Брахмачарии должны быть по своей природе «неприхотливыми и быть свободными от материальных приобретений, не заботясь, что поесть и где поспать, исполняя указания гуру». Брахмачарии Беговой отличались немного от такого стандарта, некоторые получали заработную плату, примерно 40 $еребренников, могли вне храма «удовлетворять свои чувства», главное чтобы никто ничего не узнал, случаи, конечно, не распространенные, но  имеющие место, ведь кали-юга на дворе, такое оправдание устраивало всех. Кроме брахмачариев были брахмачарини - девушки, не знающие покоя, то ли их никто не брал замуж, то ли пресловутым шмыгающим брахмачариям, не было до этого никакого дела. В постоянной беготне проходили дни: Санкиртанщики бегали по улицам, продавая книги Прабхупады. Кто-то продавал торты. Остальные бегали в пределах храма по всевозможным коридорам и лестницам, из алтарной в алтарную. Где  в разное время то пели и танцевали, то принимали прасад, сидя на полу, из металлической посуды. Жизнь укорачивалась, время проходило, только не приходило «сознание кришны», погрузившись в проблемы маленького дома, преданные позабыли  обо всем, включая самих себя.

 Департамент охраны, состоявший из трех человек, осоловело, следил за всем происходящим в храме. В одной руке мешочек с четками, в другой средство охраны, кто-то сидел за телевизором и наблюдал через камеры, другие прогуливались по кругу алтарной до  чердака. Хари  Киртан, формально считавший своим «учителем» Индрадьюмну вряд ли мог у него чему-то научиться, так как был откровенным дебилом, тусовался с Арджуной, сыном преданного Брахмананды, который работал в магазинчике через улицу и занимал целый контейнер на территории храма под жилье. Его семья состояла из многочисленного потомства, но недалекого по уму. Хари  Киртан, страдая от безделья, иногда подтягивался на перекладине в гараже. По национальности то ли русский, то ли хохол, Арджуна же был лицом кавказским.

 Центром храма были, по теории, «божества» гаура - нитай и преданные «им» служили в утренние и вечерние «программы», когда читали и пели вместе. В киртане (пении) мог участвовать каждый. Души, томящиеся в тюрьме материального мира слушая и воспевая трансцендентные вибрации, могли непосредственно ощущать блаженство, очиститься. Но на практике было не так.

 

 Все предпосылки для нападения на Россию у Китая есть. Все укрепрайоны, построенные в годы советской власти вдоль границы с Китаем, разрушены. Все войсковые части по совместной российско-китайской договоренности отведены от общих границ на расстояние в сто километров.

 

 Анирвина не торопился с поручением Шада Госвами, гуляя в расслабленном состоянии по московским «просторам». Родным городом его являлся, Находка и его интерес к инакомыслию  можно было бы простить, если бы ни Анирвинина настырность. Заехав к Владимиру Владимировичу, он позвонил по межгороду, принял прасад и отправился слушать новенький JVC с пультом дистанционного управления, поигрывая кнопками.

- Владимир Владимирович, рассказывайте, как вы дошли до такой жизни? – спросил он, подойдя к кровати.

- Ты не знаешь, какой я был, - начал Владимир Владимирович, - красавец. Все началось с поездки в Германию. Я работал в Комитете Государстывенной Безопасности и считался первым сотрудником. Плечи, рост и остальное, в общем, женщины считали меня весьма и весьма, а они все до одной руководители. Так вот дали мне путевку, и уже в Германии познакомился с одной весьма привлекательной немкой, и она… ну, так вот, мне ехать надо в Россию, Питер, а она злюкой оказалась. Я потерял возле ее дома ключи и пришлось зайти, не хотел заходить, а она веришь, нет, дала мне воды и произнесла, что через пять лет скрутит меня по рукам и ногам, я превращусь в отвратительное чудовище, и ни одна девушка не взглянет на меня. И вот, примерно через пять лет я заболел, с диагнозом до сих пор неизвестным. А ключи так и не нашел.

 

Схиархимандрит Серафим (Тяпочкин, + 6.4.1982) из Ракитного (1977): "Во время памятной беседы присутствовала молодая женщина из сибирского города. Ей старец сказал: "Ты примешь мученическую кончину от руки китайцев на стадионе твоего города, куда они сгонят жителей-христиан и несогласных с их правлением". Это был ответ на ее сомнение по поводу слов старца, что практически вся Сибирь будет захвачена китайцами.

Старец говорил, что развал России, несмотря на кажущюся силу и жесткость власти, произойдет очень быстро. Сначала разделятся славянские народы, затем отпадут союзные республики: прибалтийские, среднеазиатские, кавказские и Молдавия. После этого центральная власть в России станет еще более ослабевать, так что начнут отделяться автономные республики и области.

 

Гусейн тем временем жил в городке под Москвой с названием Лыткарино на квартире. Надо сказать, это был одноэтажный дом в частном квартале. Чтобы доехать до остановки «Кладбище» от дома культуры Лыткарино, нужно было потратить двадцать минут. Номер дома по улице «Колхозной» был 20. Работая на Микомсе, московском мясокомбинате с известным логотипом счастливой коровы в виде буквы «М». Колбасный цех работал бесперебойно, и Гусейну не оставалось выбирать, так как он сам решил, следуя непосредственному опыту, разобраться на месте в этом аду. Ад работал постоянно, по мнению кришнаитов отягощая Москву ужасными кармическими реакциями. И не найти более грязного и опасного места, но не для Гусейна. Работая в паре с Алексеем, они и жили вместе, то есть в одной комнате на Колхозной. Алексей набивал мясными жилами и туалетной бумагой пресловутые «презервативы», а Гусейн, знаток по электричеству, крутил розетки. Иногда, в самый ответственный момент, он повторял: «Кармические – не кармические, но зато я знаю электрические», - Гусейн выделял «я знаю» и, когда время приближалось к обеду, он постился или же брал только необходимое в пищу. Перстень  получеловека – льва, указывал «ноль» или «фазу», который крутился на среднем пальце руки Гусейна. При  «фазе» - глаза льва загорались красным огнем. Алексей, тем временем, нес очередную порцию колбасной кармы в упаковочный цех, где намеревался подкрепиться.

- Гусейн, ты не голоден, - вообще-то он его называл не Гусейн, а Гена, вот так: Гена, ты не желал бы пообедать, - но тот отвечал, улыбаясь, показывая легким движением ладони: «Сегодня слишком пасмурно, как бы молния не ударила» - и Алексей, пытаясь понять, что сказал Гена, откусывал на ходу мясистый кусок, сплевывая обертку. Он все-таки относился к азербайджанцу весьма уважительно, весьма и весьма, так как не мог осознать до конца его действия, даже побаивался, но по-дружески. Кроме их двоих в цехе «колбасилось» еще двадцать человеческих душ, занимаясь разнообразной деятельностью, убирая, разрезая, промывая, упаковывая, им говорило внутреннее чувство: «Друг мой, такой-то, такой-то Вася-Петя-Коля, знаешь, тебе так повезло, ты посмотри, а на самом деле Ты счастлив, ведь работая здесь, Ты всегда будешь иметь кусок хлеба, еще твоя семья будет сыта, их чувства будут удовлетворены, и значит, ты исполнишь свой долг перед нею. Сам будешь  спокоен, в Москве посчитай, сколько безработных, голодных, несчастных, бездетных, если сравнить их с тобой, ты – избранный и будущее твое безоблачно, и прояснено, так что наслаждайся жизнью…в богатой стране ведь живем».  Только Гусейн, Хари Бхаджан, так не считал, его мышление работало иначе. Так мыслить мог лишь образованный интеллигент, но при Хрущеве и Брежневе все честные спились. Генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин - Грозный (первый из Тиранозавров), как нам говорят, но Гусейн считал - это хрущовская брехня, что Сталин был настолько плох. Есть история про то, как Хрущ, который после Сталина снова разрешил продавать алкоголь в СССР, пытался вымолить у Сталина своего сына, убившего солдата товарища в лоб, а Сталин был непреклонен. Он бы не допустил не только кришнаитов в Россию, но и последний алкаш вымер бы и считался доисторическим. В войну это факт - солдаты не пили водку, были здоровые духом и телом и потому победили. Махорка и водка не были в цене! Что имеем, не храним. Сейчас при развале СССР те, кто захватил власть на местах стали именовать себя Тиранозаврами Без Всякой Чести и Совести и решили воровать по крупному у своих безмолвных и несчастных граждан. Телевидение передает только то, что не актуально, так как теперь захвачено  Тиранозаврами Без Всякой Чести и Совести, не желающими, чтобы в обществе знали правду, что происходит внутри разбитой и изнасилованной страны. Однако есть и исключение из правил: спутниковый телеканал «К+», активно блокируемый в нашей стране. Но можно смотреть  в интернете. Другие страны, такие как Китай, Япония, США со своими Тиранозаврами непременно сделают свои выводы, особенно Европа. Гусейн возлагал на интернет большие надежды:  «С развитием сети все будет меняться, в первую очередь власть,  которая не сможет уже скрывать свои клыки и когти! Но пока четвертый принцип будет нарушаться на самом высоком уровне, так как народ занимает пассивную эротическую позицию. Пора бы поменяться ролями!».

Конечно, Алексей, нелегально проживающий в Москве, украинец по национальности, чувствовал некоторую сплоченность и спокойствие рядом с Гусейном, имеющим такие же права, как и он, гастрольные. Как говориться друзья по несчастью или помогающие в опасности друг другу: Алексей смог устроить Гену-Гусейна, так как ему были нужны деньги, чтобы оплачивать хотя бы угол Косте, хозяину дома, ну и на сигареты и проживание, то есть еду, и все это по просьбе Гены. Когда деньги кончались, а это случалось часто и быстро, наступали времена падения, тогда Алексей кормил всех на свои заработки, покупая все необходимое. В доме, кухня и две комнаты, пока их было трое…

Из интервью Гарри Каспарова каналу К+ 05.05.2012г.: "Путин сдает Россию китайцам..."

Сам Костя не работал. Когда проживающих в его хате колебалось от трех, Костя мог и так не умирать с голоду, но когда платежеспособность квартирантов падала, Костя переживал не на шутку, так как пережёвывать было не чего. И тогда Алексей брал на себя обязанности кормильца. Воды в доме не было, и потому Гусейн собирал пустые пластиковые бутылки, в избытке валяющиеся по дому, в свою зеленую сумку и шел, то есть шествовал к роднику, располагавшемуся недалеко. Входило всегда литров тридцать, а что до еды, то вопрос опять оставался открытым. Постился Гусейн, по его словам, до одурения, но когда были деньги, он не постился, а объедался, в пределах конечно, контролируя язык и желудок, делал он это мастерски. Он не был обделен «ложным эго», а имел его в избытке и, как говориться питался им единым во времена кризиса. Желая обрести реализацию непосредственно отовсюду, он пускался во всевозможные аферы, чтобы потом иметь цель - выпутаться, осознать что-то, не заботясь о лишнем. После шести, когда рабочий день заканчивался, Гусейн и Алексей через проходную выходили к метро и, доехав до Кузьминок, садились в рейсовый автобус до Лыткарино. Городок небольшой, с количеством 5 тысяч, естественно не собак и кошек (по Прабхупаде). По дороге успевали купить вино, сигареты, масло, чай и сахар. Гусейн думал о том, как съездить на лекцию Вадинатха.     

 

Духовные беседы и наставления старца Антония.

 «Отче, - как-то медленно, с раздумьем, отвечал отец Антоний, - ты никогда не задумывался над таким вопросом: почему до революции не просто хватало зерна, но Россия продавала его просто в невероятно огромных количествах?»

 

На квартире Владимира Владимировича царил порядок. Анирвина пропадал сутками, Женя готовил прасад на электроплите. Конфорки вовсе не были комфортными, нагревались не сразу, но и остывали долго, отчего на кухне температура всегда была выше, чем в смежной комнате. Владимир Владимирович лежал на кровати и иногда просил сделать массаж или сходить в магазин за продуктами, который располагался в соседней четырнадцатиэтажке со стороны торца, в приспособленной обычной квартире первого этажа, только входом служило окно с пристроенной лестницей. Ноги Владимира Владимировича были искривлены, а пальцы на ногах ужасны, и как только Женя брал мазь с целью нанести на кожу, неестественно красную местами, Владимир Владимирович поднимал одеяло. Чтобы привыкнуть к этому зрелищу необходимо было время. Глаза инвалида горели, он походил на беспомощного и жалкого ребенка. После массажа Женя ставил поднос с прасадом в небольших тарелочках на одеяло, и, придерживая на коленях, Владимир Владимирович ел, порою жалуясь, что пища только отяжеляет его, не насыщая: «Как не в коня», - говорил он. Вкусив так, чтобы Владимир Владимирович не увидел, Женя отправился слушать Анирвининский JVC, строя план, но ничего не выходило. Что он здесь делает и как себя вести? Без поддержки Гусейна Женя не знал, что ему делать.

 Началась зима. Снег кружил по ночному небу, тёмному московскому, оно пугало и очень сильно. «Владимир Владимирович с квартирой, но не ходит, а я без квартиры, но хожу, что же лучше? Я подвергаюсь опасностям, а Владимир Владимирович тоскует. Оба мы несчастны».

 На квартире появился новый житель Костя. Его можно было встретить на Беговой. Парень лет шестнадцати, очень тихий и бедный. Сбежав от родителей, бомжевал по Москве, пока холод не загнал его сюда. При первом упоминании папа-мама, Костя вздрагивал и не знал, куда спрятать глаза. Чрезвычайно забитый по характеру, явно нуждался в Женином воспитании, который был рад дать Косте несколько уроков. Посылая его в магазин, Женя не подозревал о склонностях Константина, который воровал сдачу и покупал сигареты. Владимир Владимирович постоянно жаловался, что от Кости воняет табаком. Он был против сигарет и алклголя, но повлиять на ситуацию в стране, естественно не мог. "Эх, надо бы запретить всю эту дрянь, которой травят русский люд!",- часто говорил Владимир Владимирович. Женя ловил Костю за скверным делом и начинал неистово ругать его, а Костя, свернувшись комочком, внимал, но не отвечал; отругав как следует, Женя падал без сил, что не в состоянии был сказать слово. Костя, фамилия которого Крюгер, походил на своего персонажа.

- Вот кем ты будешь в будущем?! – кричал Женя.

- Я могу стихи читать, - безнадежно отвечал тот.

- Стихи? Какие стихи???

Владимир Владимирович одобрял подобные уроки. Женя пока утверждался в своем одиночестве, ругая каждый день Константина, сам приходил в себя после уроков Гусейна.

 

По договору о размежевании границ в 2009 году премьер-министр России одним росчерком пера отдал Китаю 323 кв. км нашей священной русской земли. Отдал землю, которую кровью и потом добывали наши предки-казаки во главе с такими храбрыми атаманами, как Семен Дежнев, Хабаров, – те земли, за которые обильно пролили свою кровь наши воины-пограничники в вооруженном конфликте с Китаем в 1968 году (остров Даманский). Таким образом, граница Китая вплотную приблизились к Хабаровску, там все открыто, а наши войска из-за разрушительной военной реформы не смогут оперативно среагировать и переброситься с центра на восток. Время будет упущено.

 

Шад Госвами, читая обращение к «шри ишопанишаду», всерьез размышлял, каким образом развить в преданных «фудфолайфа» сознание кришны, решил действовать решительно. Вооружившись древним писанием как средством, а не целью, за неделю (это он поставил кратчайшие сроки) задумал выучить восемнадцать санскритских стихов.  Раздав всем брошюры, кто прямо участвовал в миссии «Пища для жизни» и  решил  таким образом взять  под     свой чуткий контроль  образовательную сторону всех  фудфолайфщиков.  Первым в его руки попал Анирвина.

- Слушай, прабху, то есть Анирвина, кто твой гуру? – спросил Шад.

- Харикеша свами, а что?

- Ты до сих пор не выполнил мое поручение с холодильными установками – вот что! И давай-ка, зайка, выучи «шри ишопанишад», это тебе дополнительное задание, если хочешь и дальше фудфолайфить, - отрезал Шад, протянув карманное писание «помощнику».

- И за сколько я должен его выучить? – спросил Анирвина, хлопая глазами.

- В смысле денег или времени? Если денег – за штуку $еребренников, а времени – за неделю, - пошутил Шад.

Анирвина нервничал, но выбора у него не было. После этого Шад Госвами отправился в алтарную, где, не помня себя, вкушал Женя, так ему нравился прасад на Беговой. Лекция только что окончилась и прасад мирно ели, так как и время было прасадное, к тому же платное и стоило шесть тысяч рублей, примерно 1 $еребренник. Заметив Евгения в таком неприглядном виде, Шад подкрался к нему и строго выдал:

- Прабхавишну свами сказал, что кто держит тарелку с прасадом в руках, развивает жадность! А это, прабхуджи, есть анартха и препятствие на пути преданного служения!!!

Женя едва не выпустил тарелку. Он ее поставил, потом снова взял в руки, потом опять поставил на пол, опять взял в руки, проделав все быстро, в замешательстве, смотря по сторонам. Вдруг, поймав себя на хорошей мысли, выпалил:

- Ну, ведь я жадность к прасаду развиваю, а прасад не отличен от вишну – сказав это, Женя уставился на Госвами, рассчитывая провести Шада, так как по кришнаитски он все верно сказал, как говорят на всех лекциях, только вместо «кришны», Женя нарочно сказал «вишну» для него теперь все было по Гусейну: по-барабану. Но Шад Госвами  не унимался и в этот момент Женя увидел фигуру Гусейна, вошедшую в алтарную, непринужденно несущую тарелку. Так и оставшись сидеть, Женя не верил своим глазам. Шад, заметив изменения, все-таки отсчитал его до конца и просил всех разыскать и зайти к нему в вагончик  Нихсиму, Костю и остальных.

Гусейн спокойно сел около Жени и, не обращая внимания и не привлекая его к себе, начал вкушать. Женя смотрел на него, раскрыв рот, вылупившись и недоумевая.

 - Гусейн, хари бол!!

- Хари бол, - спокойно сказал Гусейн, не глядя в его сторону. Придя, наконец, на лекцию с утра, он не торопился. Гусейн на лекциях брал совсем другое, чем все остальные преданные,  но умеючи.

- Он тебя заклюет, - начал Гусейн, прожевывая, - лучше поговори с Брамикой, директором «према инвест», охранником, скажи, мог бы служить. Там все-таки просторней.

- Гусейн, я недавно приходил первый раз на Беговую, так мне показалось, что здесь не люди, а полубоги летают. Глаза горят, возбуждение… Будто кришналока…

- Нет, не кришналока, это другая планета, а шакти далеко не то, что ты думаешь. -  Гусейн опять говорил на своем языке.

- А что это за шакти?

- С низших райских планет.

- Там обитают, наги и на клобуках у них горят драгоценные камни?

- Там живут демоны и глупцы, которые в прошлых жизнях занимались чрезмерной благотворительностью, а теперь вынуждены отрабатывать свою «благочестивую» карму. Все это настолько трудно для понимания, что по инерции эти души и дальше наслаждаются, теперь тонко и в ущерб себе.

- Глупцы, глупцы, а если сравнить со мной, кто тогда окажется в более выгодном положении, - спросил Женя.

- Я даже не знаю, - ответил Гусейн, смеясь, обведя взглядом своего подопытного друга. Он ему сожалел, но не знал сам, до какой степени, так как еще более сожалел о своей участи.

- Пока что ты проходишь, океан яда, как и я, - продолжал после некоторой паузы Гусейн, - а насчет служения подумай, - и, оставив тарелку, он встал и направился к выходу, а, Женя, бросив еду, поспешил за ним, своим другом, боясь упустить из вида.

- А почему тебе не устроиться к нам на «фудфолайф?» - спросил Женя возле гардеробной, пытаясь удержать Гусейна, - нам нужны люди, особенно, такие как ты, профессионалы.

- Ха, ха! Ты знаешь, если я буду у вас, то обязательно возьму бразды правления или со временем Беговая превратиться в руины, а то и вся Москва, сколько уже было таких случаев.

- Каких случаев?

- Разрушения…

- Разрушения?

- Ты, случаем, не знаешь, где на алтаре шива?

Женя подумал и сказал: «адвайта ачария»

- Нрисимха – дев, надо философию знать хотя бы, - Гусейн взял куртку и на выходе столкнулся с Шад Госвами, который вышел из туалета с брахманским шнуром, намотанным вокруг уха.

- Хари бол! Я не знаю как Вас зовут, прабху, но нам нужны люди на программу, а точнее преданные и желательно профессионалы своего дела. Как вас звать?

- Хари Бхаджан, - ответил Гусейн.

-Вот, заходите в наш вагончик, если вы свободный предприниматель.

- Я терпеть не могу торговцев, но если у вас есть ответственная должность, я подумаю.

- О, кей, договорились, хари бол! – и Шад попрыгал на улицу, шлепая тапками на босу ногу.

- Ты слышал, - Гусейн  повернулся к Жене и подняв палец произнес,- нужны профессионалы и к тому же преданные, а преданные и одновременно профессионалы – редкое сочетание, практически невозможное. Долго же они будут собирать свою команду, - размышлял он, - обычно требуются профессионалы и только.

- Может, зайдешь к нам, посмотришь? – обратился к нему Женя.

- Нет, нет, я пойду, пока, - и он ушел.

«Вот это денек», - думал Женя, направляясь на задний двор, где расположился вагончик ФФЛ.

 

– Намечается восьмой вселенский собор. Если это произойдет, то после собора в храмы ходить уже будет нельзя, уйдет благодать. Если собор состоится, то Китай нападет на Россию… Во время беседы старец много раз повторял: «России надо продержаться до весны следующего года»  Батюшка также с горечью констатировал факт, что мы, русские, полностью утратили инстинкт самосохранения и стали   равнодушными ко всему, что происходит в жизни. 

  Шад Госвами был в настроении, в его руках красовался «шри ишопанишад», куда он заглядывал, нараспев диктуя гимны, расхаживая взад вперед, а Нихсима, Костя, Галя и Надежда, которая делала внимательное лицо, но совершенно без участливо, повторяя за Шадом по строкам: Ом пурнам адах пурнам идам Пурнат пурнам удачьяте …

- Заходи, заходи, - сказал Шад, не глядя, и указал на одинокий стул в углу. Он как всегда одет в тхоти, куртку и тройные кантималы выглядывали из под воротника шафрановой рубахи. Женя  сел и руки, соединив в кулак, сжал на коленях.  В тот же миг получил свой «ишопанишад». С обложки на него смотрел синий кешава и слегка улыбался, держа в руках лотос, раковину, булаву и диск, тысячеголовый змей распустил свои клобуки за его спиной и драгоценные короны сверкали тысячью огней. Женя перекрестился. «Какого ишопанишада»? – подумал Женя, вспомнив слова Ашрамбека. Когда карми ругались, используя нецензурную брань, то походили на преданного Ашрама, который когда злился или шутил, вставлял «ишопанишад!»

Надо привыкать к московской жизни. Пока Женя не жалел, что не уехал в Алма-Ату мужественно перенося все новые трудности.

- На завтра чтоб выучил первый стих – скомандовал Шад. И через мгновение спросил: «А чем бы ты хотел заниматься?»

- В смысле? – спросил Женя наивно.

Шад Госвами из утренней лекции Вадинатха знал, что в ведической системе занятия каждого должны происходить из естественной природы человека, либо шудры, либо вайшьи, кшатрия или брахмана и  докончил мысль: «на кухне или в общении с людьми?»

 Исходя из того, что в Алма-Ате  Женя  «распространял» печенье и так общался с остальным миром, к тому же на улице очень трудно будет Шаду, нежели на кухне, контролировать его «духовный прогресс», Женя решился на второе, чем бы это ни было.

- Значит, будешь вайшьей, - решил Шад Госвами.

  Гусейн тем временем шел к метро и на ступеньках увидел преданного, который бежал со всех ног и пел «харе кришна» во все горло. Прохожие оборачивались и не могли ничего понять, отстранялись, а другие делали удивленные лица и пожимали плечами, третьи крутили пальцем у виска. Гусейн, как будто увидел давнего знакомого, которого не встречал лет триста, улыбнулся. Для него это была страница жизни, которую он перевернул.

- Хари бол! – закричал преданный, - Гусейн, ты, где пропадал столько времени?

- Так, по разным городам ездим, надо людей посмотреть и себя показать, а реализацию  шлем в темные уголки вселенной, особенно в мелкие городки, такие как, например, Лыткарино, сейчас там обосновался, но жизнь планы свои пока не раскрывает, а ты прабхуджи?

- Тем же самым заняты, - ответил преданный, и, хлопнув друг друга по плечу, пошли каждый своей дорогой. Солнце засветило ярче и жарче, хотя на улице был легкий снежок. В другом преданном  Гусейн узнал Барадваджа, который как известно раньше был маляром. И всем известна история, когда Бхарадвадж красил купола храма, и, сорвавшись, закричал «харе кришна!!!» Вот это был момент. Но не истины. По счастливой случайности он повис где-то на дереве, зацепившись за ветку, или ветка зацепилась за штаны Бхарадваджа, но сам факт счастливого спасения заставил Бхарадваджа сменить мировоззрение и стать Бхарадваджем. И вот он был спасен. Если случай с Шад Госвами был почти аналогичным – Шад просто отождествил свои действия с действиями арджуны на поле битвы курукшетры, войдя таким образом в роль, прочувствовав на себе, что можно вообще чувствовать, стреляя по согражданам, и прочитав в бхагавад-гите, как арджуна стреляет по своим родственникам, и арджуна преданный кришны… какой вывод сделал Шад? Он просто надел тхоти, став преданным  кришны. Есть ли здесь какая-то связь? А в случае с Бхарадваджем, который подумал, что кришна спас его, прочитав в одной из книг Прабхупады-ачарьи, что кришна может спасти, если захочет… Бхарадваджа теперь всем продавал книги Прабхупады-ачарьи и везде его видели со стопкой разноцветных книг на руках. А в свободное время он пел «харе кришна», когда не летел сломя голову вниз. Есть ли и здесь какая-либо связь?

Все преданные бы в один голос ответили: «Конечно, связь на лицо! Это так действует энергия кришны и Бхарадваджу, как и Шад Госвами очень повезло, ведь в природе 8 миллионов 400 тысяч видов живых существ, предшествующих человеческой форме жизни. А в человеческой форме лишь единицы (самые разумные из людей) приходят к служению кришне. И что таким образом у нас весьма маленький конкурс, так как разумных людей очень мало, а из числа всех разумных людей  преданных вообще небольшой процент и мы это видим, что кришнаитов не так много на улице, если только это не харинама на Арбате. Все сходится, тут и думать не надо, прабхуджи все подобные сомнения – майя, займитесь служением…» Гусейн бы сказал, если бы Вы его спросили, и он бы решил Вам честно ответить, видя, что перед ним не идиот, но с минимальным запасом благочестия простой парень и его слова возымеют над неудержимой волной невежества. Кто-то  по глупости своей, на свой страх идет в неизвестное и хочет там пропасть, если не найдет на своем запыленном чердаке позабытые мозги, может навсегда потерять свой шанс навсегда и безвозвратно. Гусейн бы сказал так: «Видел я многих, но я и врагу не пожелаю пройти моим путем…»,- при слове «врагу» он махнет в сторону храма на Беговой. И если из храма выйдет бхакта и махнет ему в ответ, со словами: «харибол», Гусейн ему ответит так же, и перед его взором пронесется вся его долгая, наполненная невероятными просторами и  трудными переходами жизнь. А ему немного ни мало двадцать шесть лет…

Старец говорил то, что открылось ему о будущем России, он не называл дат, лишь подчеркивал, что время свершения сказанного - в руках Божиих…  

Войдя в метро и бросив жетон в отверстие турникета, Гусейн спустился по ступенькам. Под подозрительным взглядом ментозавра, привыкшего уже к разным лицам на этой станции. А он недавно нес службу на Беговой всего месяц, когда перевелся с бойкого «Китай-города». Заглядывался на «нерусских», устав проверять документы, так как вместо паспортов ему совали сомнительные бумаги с просьбой пожертвования голодающим студентам, беженцам из Грозного, командировочные листы на имя бхакты или бхакти с заплаканными глазами и уверениями, что, мол, приехали только вчера и не успели пройти регистрацию.  А по закону можно гулять три дня. Так же ему совали в нос  удостоверения членов МОСК с фотографиями улыбающихся инопланетян, совершенно лысых. Он видел так же  азербайджанцев с цветами, которые они и предлагали вместо документов с невинными глазами, совершенно без выражения. А так же: 1. Иностранцев, 2. Толстосумов с баулами, 3. Евреев, в шапочках, 4. «Новых» русских, катающихся в метро ради экскурсии и, по видимому, спешащих, и не очень, на ипподром, по поводу которого и была названа станция.

 Василий, так звали ментазавра, окрикнул Гусейна, исключительно ради «докуметна», но тот вдруг растворился среди толпы, безразлично двигавшейся в двух направлениях.

- Вот, блин, - сказал Василий, но на самом деле он был даже рад.

Возникает резонный вопрос: «Кто такие Гусейны, откуда они приходят и куда пропадают бесследно?» На него мы попытаемся ответить.

Иеросхимонах Серафим Вырицкий: "Когда Восток наберет силу, все станет неустойчивым. Число - на их стороне, но не только это: у них работают трезвые и трудолюбивые люди, а у нас такое пьянство..."

 Тем временем, на Сухарево с приближением холодов по инерции жизнь замедлялась. Как и во всем животном мире, часть живых существ - впадала в спячку, другая же часть искала пути выживания, порою напряженно, не имея ничего лучшего, мирилась со своим новым положением. Те, кто по иерархической лестнице стояли выше, по карьерному и эволюционному развитию превосходившие, переживали меньше, и, казалось, их жизнь не изменилась. Многие из них давно забыли, что такое белые и черные полосы, и потому серая текучка им давно надоела и только воодушевленные взгляды снизу еще как-то подбадривали.

По случаю очередного пира Кана-Кангади усилил департамент чистильщиков овощей, Шива Бхакта с энтузиазмом командовала матаджами, которые были на природе инертными. Однако сама Шива Бхакти отличалась завидным характером. В свое время страдавшая от паралича, она силою воли и йогическими техниками заставила двигаться непослушное тело и теперь бегала и прыгала, словно пацан, в свои сорок лет на тридцать.

 Селеванов вместе с Шивой и Галимом загружали подсобки достаточным количеством овощей из подвала. Вегетарианство храма предусматривало это, только хранение в это время оставляло желать лучшего. Огурцы, картофель, морковь все это добро портилось в мешках, но сейчас в департаменте царило движение. Открыв замок подвала, находившегося под кухней, Селеванов и Галим вошли в темноту. Повернув выключатель, они осмотрелись. Пахло гнилью.

- Давай морковку, - сказал Галим, - она в полиэтиленовых мешках.

- Картофель, три мешка! – кричала Шива сверху.

Селеванов стал двигать мешки, хозяйственно отделяя явно порченные, с «синяковидными» пятнами на боках и выкорчевывая более свежие, тащил их наверх Шиве. Следующим этапом была перевозка овощей на тележке к выходу в чистильный цех, где мешки стояли в очереди, ожидая свою участь.

- Владимир, как твоя картошка? – весело спросил Сергей Селеванов коллегу, сидевшего на деревянном ящике с ножом в руке.

- Я ее ненавижу, - ответил тот,  болезненно улыбаясь.

- Вам никто не говорил, что вы походите на балерину: Ха-ха!

- Говорили, и не вы первый.

 Пожилая Драупади мыла пол, работая до вечера на износ, Селеванов тем временем тащил мешок кабачков, оставляя на полу длинный след.

- Работаю  как осел, - философски заметил он.

- Но ведь для кришны ты работаешь как осел, - подсказала Драупади, терпя аскезу, окрасив в радужные тона дикие картины овощерезки.

- Хватай мешок с картошкой за шикху, - Селеванов втолкнул мешок в проход, где тот и упал на влажный пол.

- Жизнь в природе продолжается, - заметил Владимир, разглядывая проросшую картофелину. Но на самом деле он думал о том, как несчастен, кроме картошки у него не было ничего, если не считать однокомнатной квартиры, за которую не платил много месяцев; о том, что давно отключили свет и горячую воду, о том, что прасад стал хуже, беднее. Денег у него не было, он никогда не платил за электричку, когда ехал из храма в Любню, одежда обесцветилась, а новенькие кирзовые сапоги нашел на помойке возле военной части (он знал некоторые «доходные» места). В  этом храме  ему давали бесплатно прасад за чищеную картошку. Много прасада портилось и им кормили скотину соседи – фермеры, специально приезжавшие за остатками. Был ли прасад полезен для скотины?

- То здесь, то там суетились бхакты, занятые в служении, им за служение давали только прасад и пол, где можно спать. Мелькала физиономия, Гонима даса, физически тщедушная, но гордая, он гордился, что менеджер, а не мелкий бхакта. Кана – Кангади, улыбаясь, все время, спешил из одной стороны в другую, заглядывая во все возможные углы и тёмные места, где, казалось, нужна была его «помощь». Гриша важно проходил из офиса в туалет, Видура мечтал создать ведическую систему деления в обществе, а потом управлять с размахом.  Он все силы отдал этому проекту, одним словом все были заняты на сто и более процентов в служении кришне.

 

 Схиархимандрит Серафим (Тяпочкин, + 6.4.1982) из Ракитного (1977): "Самой большой трагедией станет захват Сибири Китаем. Произойдет это не военным путем: китайцы вследствие ослабления власти и открытых границ станут массами переселяться в Сибирь, скупать недвижимость, предприятия, квартиры. Путем подкупа, запугивания, договоров с власть имущими они постепенно подчинят себе экономическую жизнь городов. Все произойдет так, что в одно утро русские люди, живущие в Сибири, проснутся... в Китайском государстве. Судьба тех, кто останется там, будет трагична, но не безнадежна. Китайцы жестоко расправятся со всякими попытками сопротивления. (Потому и предсказал старец мученическую смерть на стадионе сибирского города многих православных и патриотов Родины)» 

 

 Скоро начнутся настоящие холода, и все прекрасно помнили, как зимовали в прошлый раз без отопления. Корпуса не отапливались и все слуги кришны ходили словно фашисты, обмотанные всякими тряпками, чтобы не замерзнуть. Один преданный заболел воспалением легких, но обливался холодной водой на морозе, чудесным образом вылечился. Как говорится, клин клином вышибают. Но в этот раз храм обещали топить, и Анатолий специально запасся углем, а на крайний случай были заготовлены железнодорожные шпалы. Сантехник Явиштха прочистил все трубы и получил благодарность всех «старших» преданных. Ему жить останется немного, он умрет через полгода от рака. Сильно исхудавшего преданные захотят избавиться от него и отдадут Явиштху родственникам, но уже мертвого, которые спросят преданных: "Что вы с ним сделали?!" Но ответа не последует...

Однажды Солнцев Николай заглянул в кочегарку к Анатолию, который в одиночестве пел киртан «харе кришна», позванивая в такт караталами, Коля удивился, а про себя подумал: «Хорошо хоть не бухает в тихоря, а поет». Потом, зайдя в «кулинарию», то есть в пирожный цех, где работали одни матаджи, стащил шесть сладких самос и на том удовлетворился, правда, на половину, ведь желания, как говорил Харикеша свами, сопутствуют «вечно» с душой и являются неотъемлемыми ее атрибутами.

 Калаявана постоянным без выражения взглядом чинил грузовики в храмовском гараже, отдавая все силы, а его сынок Баларама с оскалом оборотня шлялся по всей округе, пугая местных жителей. Ему было лет восемь, но демонизм жил с ним «не одну жизнь», строя всевозможные пакости местному населению. Но странно, при таком возрасте суметь настроить против себя весь район сухаревских ландшафтов.  На самом деле это было великим благом для местных яванов (кришнаиты так называли мясоедов по ведической классификации), то есть карми. Не случайно же в России пошло поголовное название населения именем «Иван», так вот эти яваны не знали ничего в своей жизни, кроме страданий, но не могли осознать этого и потому сидели по своим тюрьмам-домам, утрачивая последние остатки души. Связав свою жизнь с безжизненными предметами (типа дома, машины и деньги - все эти ненужные вещи нужно было по ведической философии оставлять, либо жертвовать лучше преданным, чтобы они использовали весь этот ненужный материальный скарб в служении кришне). И полностью утратив свою индивидуальность карми, находились в подвешенном состоянии и (со слов Видуры прабху). Но не теряя гордости, это чудо «обусловленности» (!) за свой образ жизни (а ведь надо служить кришне, или, по крайней мере, развивать мистические способности как это делали ведические йоги - мистики практикуя аскезу), они любили костерить кришнаитов - это милое дело для жителей близлежащих домов к су-харе-во - дхаме, ки джай. Тут Вы найдете слова карми в адрес су-харе-во - дхамских бхакт: 1. Недоумки, 2. Паразиты, 3. Идиоты, 4. Дурачки,  и... 5. Придурки.

Богат и велик наш русский язык!  Из-за единственного Баларамы, сына Калаявана даса, который как «гвоздь в заднице», донимал дачников, давая последний шанс в этой мритью-локе, то есть месте смерти (по Видуре). Оно, конечно, казалось спокойной престижной жизнью в отдельных коттеджах, дачах с каминами, с детьми – внуками, машинами и огородами, где росли огурчики, помидорчики, а так же разная зелень на закуску (по Видуре). С погребами, запасами, винными бочками с аккуратными краниками, с синим небом и солнцем, но, тем не менее, все это было большой смертью, вся так называемая жизнь карми. Все эти карми (по Видуре) утратили последние крупицы знания о душе, духовном мире и кришне, ради  которого  надо много страдать.  Кто согласился бы на страдания ради кришны??? Все. Ответ верный. И другого быть не может, так как жизнь души прекрасна, и не описать ее, так как она очень быстра, не угнаться.

 

Предсказание блаженного Николая Уральского (1905-1977): 
«Все у нас боятся Запада, а надо бояться Китая. Когда последнего Православного патриарха свергнут, Китай пойдёт на южные земли. И весь мир будет молчать. И никто не услышит, как православных будут истреблять. В лютые холода женщин, стариков, детей выгонят на улицы, а в тёплых домах поселятся китайские солдаты. Никто не сможет пережить ту страшную зиму. Все изопьют одну чашу смерти до дна. Европа будет нейтральна к Китаю. Ей Китай будет представляться неким допотопным гигантским существом, изолированным и надёжно защищённым от любого врага Сибирскими и Среднеазиатскими просторами. Китайские армии пройдут до Каспийского моря. Вслед за китайскими солдатами будут идти миллионы китайских переселенцев, и никто не сможет их остановить. Все коренное население будет покорено и обречено на вымирание». 

 Анирвина замерз и грелся в горячей ванне, когда Женя заглянул, открыв дверь. Туалет был смежен. Здесь не пахло туалетной бумагой.

- Ты долго еще? Я терпеть не собираюсь.

- Скоро, скоро, - плавал Анирвина, наслаждаясь.

Женя пошел на балкон. Ночь. На четырнадцатом этаже ветрено, Москва недружелюбно светила внизу холодными огоньками. Особенно в это холодное время Женя более сплочался с Анирвиной, так как одиночество в подобной ситуации невыносимо. Женя вспомнил дом, друзей, а здесь слишком холодно. Особенно он переживал разлуку с Гусейном, вспоминая прошлое, думая о Алма-Ате.

- Женя! Же – ня – я!!

  Это звал Владимир Владимирович, он уже поел, и нужно было убрать поднос с грязной посудой. Раковина была грязной, а ведро под ней полным, неприятный запах распространялся по комнате.

- Ты не знаешь, когда будет эксклюзив - интервью сегодня с Ниранджаной свами?

- Нет, по кришналоке сегодня я не слушал прямой эфир – ответил Женя.  Приемник предавал бхаджаны. Красная кнопка горела, звук раздражал воздух. «Ракета» прочитал он на панели. Открыв холодильник, Женя с отвращением посмотрел на запасы Владимира Владимировича:  1. сливки в треугольном пакете, уже начатые с отрезанным верхним кончиком, 2. грамм триста сыра, купленного в магазине, 3. пакеты с позавчерашним прасадом,  4. килограмм меда в банке и  5. немного овощей. Взяв свою сумку, он вынул два пакета сабджи-китри, наполненных дневным прасадом бхактой Антой,  который был сегодня раздатчиком. Владимиру Владимировичу, по указанию Шад Госвами, было разрешено брать на Беговой две порции прасада утром и вечером, а Женя брал больше, специально заставляя раздатчика класть больше положенного, спекулируя на инвалидности Владимира Владимировича, ведь в квартире был еще Анирвина и Костя.

- Мне еще массаж сделай – сказал Владимир Владимирович, - да, и на счет Кости: сдачу не приносит и дым сигаретный прет от него, видно курит втихомолку. Паспорт я его забрал на всякий случай.

- Ну, это ж майя! – сказал Женя, тем временем Анирвина вышел из ванны со словами: «Я есть это тело!», и засмеялся. Его тело было крепким и упитанным. После чего он включил свой центр, радио «Семь на семи холмах». Вообще-то, Анирвина был очень скромный, тихий и в меру воспитанный. Женя же украдкой воровал у Владимира Владимировича салат, а пустые банки выбрасывал вниз. Когда Шад Госвами дал поручение Анирвине отвезти Женю, новоприбывшего преданного на квартиру Владимира Владимировича в самый первый раз, тот считал Анирвину начальником, то есть правой рукой начальника и, соответственно выше по положению, допуская недружелюбие, высокий тон и отчет. Но в другой раз Женя сам «наехал» на Анирвину уже со своей «проповедью», и тот, к великому удивлению, стал слушать.  Женя рассказывал опыт Гусейна, выдавая за свой. По поводу «фанатизма» в сознании кришны. И тогда Жене стало понятно, что Анирвина находиться на его уровне. Он не «читал» джапу на четках «16 кругов» или хотя бы один «круг».

 Костя, почуяв запах съестного, направился к холодильнику, он ничего не делал, только потреблял. Женя начал его ругать так, что затрясся потолок.

Тем временем Владимир Владимирович читал Бонч-Бруевича "Ленин и дети" и кричал, чтобы в комнате заткнулись и не мешали чтению. Он часто нервничал и говорил, что едва сдерживается, так ему хотелось открыть окно и выпасть вниз, на что Женя ему «проповедовал», что услышал на лекциях, у преданных или прочитал где-то: «Самоубийство не решит проблем, а в теле человека можно осознать истину. Чтобы получить тело человека, джива проходит миллионы рождений по закону эволюции от алкаша-бомжа до этого положения, которое имеет, а то и выше - вплоть до президента страны. И пришел бы он к сознанию кришны, если был бы красив и здоров? Вряд ли, так как к кришне приходят только четыре класса людей: страдающие от алкоголизма, ищущие на помойках барахло и пустые бутылки, любопытные, что балуются сигаретами и искатели наркоты, в частности марихуаны. Страдающие от алкоголизма - наиболее нуждаются в просвещении, и потому Владимир Владимирович самый «счастливый» - Владимир Владимирович слушал недоверчиво он еще не читал книг Прабхупада, - Да вам наплевать на кришну в этом случае!» - крикнул Женя, заметив его нерешительность.

- Я спрашивал у Шад Госвами  бхагават-гиту, он обещал мне.

- Но в бхагавад-гите, Прабхупад прямо говорит в пользу самоубийства, что преданному все равно как «оставить тело». Ведь телом он не является, поэтому преданный, по словам Прабхупада, может сам при случае себя ку-ку. К тому же Прабхупад везде говорил, что если преданный услышит оскорбление «лотосных стоп» кришны, то должен сначала убить оскорбителя, а затем себя. Только так он избавится от реакций оскорбления «лотосных стоп» и получить  пускай не высшее, но достойное тело. Но страшнее всего оскорбление «святого имени» как завещал Прабхупада. И если даже преданный и простит оскорбителя, то нам, то есть святое имя - никогда этого не сделает. Хорошо, что Вы не торопитесь читать книги Прабхупады. - Женя давал советы Владимиру Владимировичу. А книг Прабхупада было много, и стоили они очень дорого, Владимир Владимирович даже не знал с чего нужно начинать. Да это был пока единственный его плюс. Но время не стояло на месте, а значит, Владимир Владимирович находился в  опасной  перспективе. Выпуском книг занималось издание «ББТ- «Бхактаведанта Бук Траст». Книги все из лучшей бумаги, высшего сорта выпускались миллионными тиражами. Миллионы деревьев вырубались для этой цели. В России полно леса, не обеднеет, говорили преданные и не только.

По всей комнате лежали сумки и коробки. Анирвина слушал музыку. Женя наблюдал за реакцией Анирвины, блаженно переваривающего салат. Женя решил собрать все книги Прабхупады, какие найдет у Владимира Владимировича.  Являясь по инерции «учеником» Харикеши свами,  Анирвина  много «распространял» книги, а значит, был хорошо подкован в кришнаитской  философии.  Поэтому Женя хорошенько пнул Анирвину, чтобы тот помог ему с санкиртаной – нахождением и приватизацией ведической литературы (исключительно из благих намерений), чтобы она не попала в руки Владимира Владимировича. Женя решил использовать ищейкой для этой благородной цели Анирвину. Поначалу казалось, что Анирвина спал, паря в звуковых вибрациях JVC, но лицо его стало меняться, приобретая разнообразные выражения, потом глаза его открылись, с дивана он упал на пыльный пол и вдруг вскочил. Глаза горели, просторная комната наполнилась тишиной. Анирвина выключил приемник. Взяв несколько брошюр, он сел на диван, пролистал до конца, снова лег и включил музыку. Казалось, он снова уснул. Анирвина любил  изображать из себя.  

- Женя! – звал снова Владимир Владимирович, – Женя!!

- Да!!

- Мне необходимо подстричься, ты умеешь пользоваться ножницами? – спросил Владимир Владимирович, показывая на разросшиеся в разные стороны волосы, кроме того, местами поседевшая щетина ужасно гармонировала.

  Женя взял ножницы и, пару раз щелкнув ими, принялся за работу. Обернув полотенцем, плечи и шею Владимира Владимировича, он аккуратно (как мог, вообще-то он подстригал второй раз в жизни, первый – подравнивал виски в первом классе и то не ровно) начал срезать.

- Главное, когда срез один к одному. Следи, чтоб везде было ровно, - подсказывал Владимир Владимирович, одним глазом рассматривая себя в зеркало.

 После нехитрой процедуры Владимир Владимирович  помолодел, и щетина теперь гармонировала более привлекательно. Он был похож на ребенка, все действия его – действия ребенка с присущим эгоизмом, а так же нервозностью его страдающей души, беспомощной, одинокой. Младенец оттого, что он страдает больше от беспомощности, ведет себя подобным образом. Подросток ведет себя как ребенок из-за того, что еще не осознал свою свободу, хотя его окружение заставляет его на сознательном и бессознательном уровне злоупотреблять  свободой. Это называется лидерством, желанием выделиться. Самореализация необходима, то есть гармония, человек должен раз и навсегда избавиться от ложных путей. Инвалиды и старики беспомощны пред своим умом, пред беспомощностью вообще, как определения  из-за нерешенных противоречий в  жизни, а так же из-за государственной думы. Но самый высший уровень предполагает страдать за истинные ценности, за правду, за любовь. Миру известно, что суд в Томске отказался признать экстремистской книгу "бхагавад-гита как она есть", первоначально эксперты признали, что  высказывания в «гите» носят экстремистский характер, но впоследствии отказались!!! от своих выводов. Как это у нас делается в известных кулуарах.  Разве мы не знаем наших экспертов? Но кто-то крикнул из ветвей: «Ведь это братцы стороне православной всего нужней!»

- Нашли, понимаешь, крайнего!  

Анирвина вышел из комнаты улыбающийся, холеный.

- Хей, баба (баба-мудрец из индийского сленга: не баба, то есть женщина, но что у Анирвины было на уме, не знает никто), баба, подстриги  и Костяна, смотри, как он зарос, словно барбос! – нараспев пошутил он. И Женя, спросив разрешения у Кости, усадил его на стул, но в конце отдал ножницы Анирвине со словами: «Потрудись-ка и ты теперь, баба». Посмеявшись, Анирвина начал ходить вокруг Кости как вокруг идола (тот напоминал шиву) и легкими движениями щелкать ножницами, как будто был мастером этого дела. Ему любая работа приносила наслаждение. А Костя вполне подходил под этот образ, к тому же образ шивы по совету Гусейна, нельзя было рассматривать как положительный, тем более романтизировать.

- Наслаждение, как и страдание, исходят из подсознания, с которым необходимо бороться. Безумие порождает иллюзию, а логика здесь может помочь, но до какой-то степени. Однако наслаждение, как и страдание, могут иметь иную природу уравновешенную. Можно сказать, что наслаждение порождает страдание и потому нуждается в контроле. В духовном мире все имеет абсолютную природу, как наслаждения, так и страдания,- Анирвина по ходу дела корчил из себя великого «проповедника». Анирвина заканчивал. Он решил сделать из Кости индивидуальность и потому вырезал у него на затылке узор в виде прямых линий, на что Костя не возражал.

- Надеюсь, что теперь ты будешь умнее, - сказал Анирвина. Сам он был коротко подстрижен и аккуратно. Костю заставили подметать волосы.

 Тем временем Женя рассказывал Владимиру Владимировичу про Гусейна и прославлял его, по ходу незаметно собирая книги. Владимир Владимирович же, уроженец Питера, но бывал и в Баку и был рад снова вернуться в своих воспоминаниях. Женя же хотел более понять и определиться, где могут лежать эти злополучные книжки. Его слушатель немного нервничал, его теперешняя жизнь превратилась в кошмарный сон. Женя же в квартирном смысле завидовал до какой-то степени Владимиру Владимировичу, но не согласился, чтобы такой ценой.

- Не переживайте, Владимир Владимирович, у вас есть квартира.

- Знаешь, какой я был высокий, здоровый, спортом занимался, ездил по Союзу и за рубеж, жена, дети. Теперь, где все это?

- Зато вы преданный и это того стоит – пытался подбодрить его Женя, но Владимир Владимирович не слышал как будто, он был поглощен нахлынувшим чувством.

-Я действительно преданный, только своей женой. Еще когда жена была, она думала, что  я симулирую. Одно время лежу, не могу встать, а в другой момент бегать могу и так постоянно… Она считала, что я придуряюсь. Как-то психанула, забрала детей и ушла, а я лежал, лежал, а потом взял и за ней рванул. На переходе в метро догнал, она глазам не верит. Больше я ее не видел, но как упрашивал. Дочка в Америке теперь живет, никого нет у меня.

- Кроме Господа – не унимался Женя, пытаясь вернуть инвалиду надежду.

- Ты не понимаешь, что надежность в этом мире наказуема, а я считал, что никто и ничто не сломит меня. Был такой сильный и не только телом, но и духом, постился по 10 дней так запросто, - он не плакал, не сидел на одних нервах. – Господи, что же такое делается? Кто в этом виноват? Охота выброситься из окна, чтоб навсегда прекратить этот ужасный кошмар. Так жить не возможно, не возможно.

- Надо выдержать все это, преданные вам помогут.

- Ты не понимаешь, не понимаешь, никто не может этого понять.

- Восемь миллионов четыреста тысяч форм необходимо пройти, чтобы стать человеком трезвым и лишь из тысячи тысяч только один познает Бога, остальные ввергаются в очередной цикл рождений и смертей на миллионы лет и все в алкашей. Сколько раз необходимо умереть в пьяном угаре, чтобы осознать конечную цель жизни, что эта жидкость - яд!? Только задумайтесь, это не шутка.

-Это никто не может доказать, откуда восемь миллионов? Это бред.

-А если вы будете бичуганом, как вы сможете осознать, если нет человеческого мозга? Пусть ваше тело с уродствами, зато сознание без особых отклонений…

- Что значит «особых», вы, что имеете в виду?

-Только вашу неуравновешенность. Вам необходимо простить, смириться и в конце принять себя, через любовь к Богу, но только чтобы ваша любовь и всепрощение пробудились.  Вера в новую жизнь, а она настанет, в этом нет никаких сомнений. Нужно отбросить все, отвлечь ум от цепи событий, в которых страдания и тьма и вовлечь в деятельность светлую, радостную и свободную от страха и нечистот.

- Легко говорить… Я в тюрьме, Бог забыл меня. А преданные ваши, сколько их тут было, берут все, что плохо лежит. Даже не спрашивают.

 Женя невольно засмеялся, так как это была правда, но Владимира Владимировича он жалел и сострадал ему. Но кто  в этом мире может быть другом? Каждый борется с умом и чувствами не на жизнь, а на смерть. Если нет друзей здесь, тогда что нам делать в этом мире. Все есть обман?

- Все есть - обман…Что для тебя Бог?

Женя задумался.

- Но Бог есть! Это правда. – подтвердил он и пошел спать.

Утром они вдвоем с Анирвиной, который радовался как ребенок сбросили в мусоропровод все найденные книги. Книги, в основном брошюры с шумом зашелестели вниз по трубопроводу. Их было очень много.  Книг Прабхупада среди них не оказалось, видать к счастливому совпадению, Владимир Владимирович еще не купил ни одной. Скорее всего, из-за цены. Но были журналы «ЗОЖ», Шри Чинмой, что-то о Рерихе, «Ленин и дети», Бонч-Бруевич  и толпа брошюр «свидетелей иеговы».

- Где-то я видел «Совершенство йоги», где только не помню. Собак натаскивают на поиск наркотиков, оружия. Вот бы натаскать на книги Прабхупада и санкиртана ягья ки джай!– Анирвина размышлял, стоя у мусоропровода и разводя руками.

- У Владимира Владимировича полно коробок, но искать придется тебе, Анирвина. Ты самый натасканный в этом плане.

Отряхнувшись от пыли, они поехали на Беговую.

- Я или не я, вот вопрос! – Шад Госвами читал лекцию собравшимся  фудфолайвщикам, - у вас, наверное, возникал хоть раз в жизни, особенно по утрам и в кармической жизни, этот фундаментальный пример? Просыпаешься и в голове уже мысль: «Где я?» Это хороший вопрос, но лучший – «Кто я?» Пощупал себя руками, проверил, на месте ли?

- Я – это тело! – ответил Анирвина, - вчера, когда я лежал в ванне, то ясно ощутил, я – тело.

- Тело – материальная энергия, состоящая из трех гун природы. Но тоже может быть я – низшее «Я», а высшее «Я» - дух, спирит, частица кришны.

 Эту идею внес Нихсима, в очках и бородке он казался ученым. Недавно начал изучать Лазарева «Диагностику кармы», но считался «учеником» Харикеши свами. Прошли давно те времена, когда «ученики» Харикеши свами враждовали открыто или из-под тишка с «учениками» Гопала госвами и другими «учениками» других «учителей», но отголоски тех событий жили, проявляясь то в высокомерии харикешевцев, то в неприязни гопаловцев к высокомерию первых. Остальные молчаливо следили с надеждой окончательного и бесповоротного примирения. Кто-то болел искренно, кто-то не имел привязанностей к внешним баталиям, а больше беспокоился о своем прогрессе в борьбе за выживание.

 Однако, Нихсима, будучи «учеником» Харикеши видел невежество своих собратьев и «проповедовал» смирение, так как предчувствовал истинные ценности и верил в вечность.  Было видно, как он переживает, и эта боль была его украшением, неподдельная, благородная. Вообще его выделяла колоссальная честность. Беда его была лишь в том, что он был кришнаитом. Из-за этого факта у Нихсимы были проблемы с родителями.

Шад Госвами смотрел недружелюбно на Анирвину, морща нос, так как тот шел перпендикулярно философии Прабхупады. Хотя второго следовало уважать за смелость и, конечно, за безмерную веру в себя, своему чутью. Без этого нет и быть не может истинного процесса. Прабхупада тоже шел против всех устоев, которые следовали  спокон веков, например, предложил повторять не «64 круга»,  как того требовали все предыдущие ачарьи, а всего «16 кругов», Прабхупад  начал инициировать девушек, называя их       по -  иностранному «матаджа» и т.д. И в этом смысле Анирвина был истинным «учеником».

- Философия нужна, чтобы вырабатывать характер – твердил Шад Госвами – и необходимо следовать по стопам ачарьев! – Потом, проверив, все ли выучили положенное количество шлок «ишопанишад», рассказал притчу о преданном, который не мог обрести радость  в служении гуру. Это был молодой бхакта, живший в ашраме брахмачариев. Он регулярно приходил к гуру  и спрашивал его, почему он не может обрести радость в служении. Гуру молчал. Это была психологически напряженная история, где бхакту учили еще и «старшие преданные». А одинокий брахмачарий, герой сказки, любил в уединении сидеть и окутанный страхами, сомнением и одиночеством, подружился с маленьким мышонком, которого часто видел у себя в комнате. И бхакта  начал передавать мышонку опыт «преданного служения»,  «проповедовать»,  вобщем, стал его «наставником». И о, чудо, он вдруг почувствовал вкус «преданного служения»!  Шад признался, что прочитал эту историю недавно и был вдохновлен насколько самобытно и тонко, по домашнему, там все было. Косвенно Шад и был тем брахмачарием, а фудфолайфщики почувствовали себя одинокими мышатами. Определив, таким образом, путь общего развития, Шад принялся организовывать производство «призов» для спонсоров. Сладкие шарики в целлофановой обертке с разноцветными лентами, которые подбирали верхние края, и получался аккуратный мешочек, весьма аппетитные на вид, а на вкус приторно-сладкие. Поджаренные крошки арахиса добавляли ореховый оттенок. Каждый из «просителей пожертвований» брал два-три мешочка и столько же писем для объективной «проповеди», начинал свои «хождения по мукам» среди миллионов улиц-переулков Москвы.

 Нихсима, вторая по величине фигура после Шада, знал, что привязанность есть причина всех бед, особенно привязанность к деньгам, которых, как назло, не хватало. Старый плащ, как у Коломбо, совсем не грел и Нихсима оставлял сие обстоятельство на собственную  греховность. «Видно, - думал он, - в прошлой жизни я мало отдавал, а больше брал и потому страдаю. Надо было  отдавать материальные вещи взамен здоровью и счастью. Ведь всегда было правило – скупой платит дважды, а такой порядок не просто пословица. Большая беда, если не дал нуждающемуся, не лицемеру, а тому, кто в беде. Один раз не помог, второй, а на третий, глядишь, и забыл в чем смысл человеческой жизни».

 С такими кришнаитскими мыслями Нихсима заходил в доходные предприятия и ему верили, обещали жертвовать и, в конце концов, склад фудфолайфа пополнился мукой, крупой и т. д. Один фирмач пожертвовал автошины и моторное масло ВР, которые оставили храниться до лучших времен. Шад Госвами смотрел далеко в будущее и видел машины, гаражи ФФЛ и, возможно, высотные здания ФФЛ в Москве. Все эти видения будущего будоражили сознание Шада и служили нескончаемым источником вдохновения.

 Фатима тоже не отставала и шла в первой тройке лидеров по сборам. Имея кроткий характер и очаровательную улыбку, и с ангельским голоском, она сразу обвораживала прожженных скупердяев – толстосумов, которые жертвовали и ощущали при  том некоторое облегчение как душевное, так и материальное. Фатима доставала соки, чай, бесплатные погрузки и перевозки, товары первой необходимости: мужские галстуки, туалетную бумагу и соевое мясо.

 Тривени третья напоминала локомотив с рубящим движением рук и сильным кулаком. Про таких говорят и мужик и баба. Шад Госвами сам побаивался ее, на смиренную Фатиму если и можно было надавить, то Тривени сама давила и добивалась от Шада требуемого. Никакие препятствия не стояли у нее на пути, а приносила она в общий котел секонд хенд, одежду, обувь, технику и другую утварь.  Конечно не всем, кто жертвовал в «харе кришну» это приносило действительное благо, в противоречие слов самих кришнаитов, что человек, всего лишь раз пожертвовавший преданному попадает в лучшую форму жизни,  рождается в совершенном теле на лучших и высших планетах, получает даже в этой жизни все блага материальной и духовной жизни, о которых даже не предполагал и не верил. Бизнесмен Марат пожертвовал преданным в Алма-Ате грандиозный участок земли, на котором бхакты разбили свою био-ферму возле озера Селекции. Но сам Марат вскоре умер от кровоизлияния в мозг, получив удар судьбы.  Преданные  сразу сообщили, что Марат отправился в «духовный мир», а иначе быть и не могло. Каждый преданный об этом знает.

 «Шестой Ангел вострубил, и я услышал один голос от четырех рогов золотого жертвенника, стоящего пред Богом, говоривший шестому Ангелу, имевшему трубу: освободи четырех Ангелов, связанных при великой реке Евфрат. И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей. Число конного войска было две тьмы тем (в церковно-славянском счете «тьма» - это 10 тысяч, значит: «две тьмы тем» - это 2´10.000´10.000, т. е. двести миллионов); и я слышал число его. Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней - как головы у львов, изо рта их выходил огонь, дым и сера. От этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей; ибо сила коней заключалась во рту их и в хвостах их; а хвосты их были подобны змеям, и имели головы, и ими они вредили» (Откр. 9, 15-19). «В настоящее время КНР имеет самую многочисленную и сильную армию в Азии и, может быть, во всем мире - около 4 млн. человек. Однако,  под ружье при необходимости могут быть поставлены почти 200 миллионов!»

Костя помогал утеплять вагончик вместе с Женей, орудовавшем молотком и гвоздями, приколачивая пенопласт в сенях, стараясь противостоять московским холодам.

- Эй, рыжий, помог бы – заметил Костя радиоэлектронщика, спешащего на второй этаж вагончика.

- Работай, солнце еще высоко, - зло шутил рыжий бхакта, видно европейских кровей. Каких европейских? Это же наш русский рыжий в веснушках, да еще и конопатый, убил дедушку лопатой… Дедушка не любил кришнаитов. Ну, так дедушка все одно попал в духовный мир, так как погиб от руки преданного! Или как?..

Костя немного заикался, но это не мешало ему повторять харе кришна, он был сдержанный, но не держал зла. Скорее он был несчастный. Приезжая со станции Некрасовка, проходил храмовскую дисциплину как воин, имея стойкий решительный характер. Брился на лысо, оставляя шикху, которую завязывал на узел, но не носил индусские тряпки, а одевал черные джинсы и черную куртку до пояса, а под ней черную рубашку или майку, видно, всегда помнил, что кришна имел черный цвет кожи.  Вот бы обрадовались люди, особенно негритянское население. Белые не воспринимали кришну черным, для них он был голубоватый, розоватый как поросенок, золотой. Первая экспансия кришны – баларам имел белый цвет. А чайтанья уже желтый. Какая-то просто разноцветная философия. Но это не радуга.

 Женя стоял с молотком и гвоздем «соткой» в обеих руках и смотрел, как Костя  работал с пенопластом, отламывая куски, выравнивая углы и затыкая получившимися треугольниками и квадратами дыры, но если сильно хлопала дверь, то на входящего сыпались белые обломки. Для этого Женя вбивал гвозди в кусочки поменьше, неровной мозаикой расположившиеся на деревянной стене сеней. Казалось, что каждый из них стремиться занять место потеплее и выгоднее, а главное сверху в борьбе за карьерный рост. Здоровенные кусманища не обращали на это ребячество и суету мелких никакого внимания. Чувствуя собственные размеры и достоинства, а главное их ценили за «служение», то есть лучший обогрев. Так думали они, но в действительности холодно было по-прежнему.

 Костя направился за махапрасадом на кухню «божеств», а Женя остался один в вагончике. Махапрасадом назывались так же объедки гуру, которые бхакты наперебой вырывали друг у друга, чтобы приобщиться объедками, обильно орошенных «трансцендентной» слюной своего «учителя». Новоявленные гуру и «учителя» для полного удовлетворения своих «учеников» оставляли откровенные и смачные выделения, а некоторые на глазах своих последователей многократно плевали в тарелку с важным видом. Преданные, желая лучшего, незаметно подкладывали махапрасад от гуру в тарелки гостей, для "очищения" последних, а после передавали новости между собой, что гости были в особенном экстазе, так как прасад означал "милость", которую получали и преданные и гости в избытке. Наивысшим прасадом именовалась вода, которой омывали стопы гуру. Всем известно, что гуру любят ходить в тапочках, некоторые перешли на кроссовки, но от этого ноги гуру не стали чище и этот наивысший прасад преданные тоже употребляли в питье и омывались, делясь "милостью" с прихожанами. Было это следующим образом, преданный вбегал возбужденный со словами: "Прасад от гуру" или "махапрасад", или просто "Кому прасад?" Его спрашивали: "А что за прасад?" Он отвечал авторитетно: "Это милость!" А от милости никто не должен отказываться, потому что это уже оскорбление лотосных стоп! "Мы готовы накормить весь мир!",- гласил девиз фудфолайфа, и преданные несли людям прасад. Фудфолайф всегда распространял исключительно прасад, и ничего кроме прасада по заветам Прабхупада.

Женя тем временем был занят в вагончике фудфолайфа. Придвинувшись ближе к электрообогревателю, решил расслабиться и погрузиться в мысли, как вскочил от неожиданности – то загорелась его рубашка на спине, которую он приобрел в Алма Ате, когда был еще карми. Быстро расстегнув ее, как смог, сорвал пуговицы с манжет, быстро снял сорочку и оглядел дырку.

- Да, надо же такому случиться! – подумал он. Однако скрыл этот случай, не рассказав никому. Но греться продолжил.

Шад уехал задабривать ректорат МГУ, Надя смоталась по делам, медитируя на Индрадьюмну свами, который заменял Надежде отца и мать и стал сосредоточием ее любви. Только он не находился возле нее постоянно, а приезжая, уезжал. Но и этого было для нее достаточно. Было видно иногда, как она плакала втихаря, и все фудфолайфщики жалели ее, как могли, стараясь терпеть ее строгость, дабы не поранить и так измученное ее сердце.

- Хари бол, прабху, - сказал весело Вишнурата, который занимался выпеканием самос с медом для «божеств» гаура-нитай, заметив знакомого Костю – заходи, будешь тесто катать.

- А где махапрасад?

- Он там, в тесте, ты же помочь зашел? И помочь кому, своему господину шри кришне.

- Да, я понял, - без лишних разговоров Константин подключился к «служению», то есть занялся бхакти-йогой, «совершенной деятельностью». Вообще-то не каждого, далеко не каждого пускали катать тесто на кухню «божеств», вообще туда никого не пускали, кроме брахманов в тапочках и после омовения, так что Вишнурата отошел от строгих правил и во имя чего?

Во время гражданской войны 1920–1922 годов интервенты из Китая и Японии на Дальнем Востоке самым жестоким образом расправлялись с русским населением. Они, как и все азиаты, всем мило улыбаются, но – только до поры до времени. Численность русского населения на Дальнем Востоке не превышает 18 млн. человек. А число китайцев – 1 млрд. 350 млн. человек. Они физически задыхаются в пределах своих границ. По плану военной мобилизации Китай в трехдневный срок может поставить под ружье до 200 млн. человек. Все дороги у них подведены к границам России, чтобы мобильно, в считанные часы направить туда свои войска.

 Бауржан, водитель преданных из Алма-Аты, устроился на Беговой в департаменте санкиртаны. Он возил Амбаришу даса, распространителя книг, звезду. Прасад для санкиртанщиков готовили отдельно, только на сливочном масле и очень калорийный и потому Женя  зашел к Бауржану на второй этаж, просить накормить фудфолайф, который пока сам нуждался в помощи. Девиз: «Мы готовы накормить весь мир» был известен каждому кришнаиту и карми, которые сталкивались с фудфолайфщиками, а пока санкиртана великодушно кормила сам «департамент» ФФЛ.

- Если вы накормите весь мир, то мы накормим вас! – шутил Адришья дас. Однако он шутил и над другими коллегами. Вообще, когда санкиртанщики слонялись без дела, то грызли друг друга, находя повод для шуток. Это в свое время заметил Гусейн.

 Взяв два ведра: рис и сабджи, фудфолайфщик спустился на первый этаж и направился в ненавистный вагончик, открыл дверь и … дверь захлопнулась. «Как, у меня нет ключа!». Поставив ведра, Женя направился искать Костю, чтоб обсудить сложившуюся ситуацию. Обойдя «храм» по периметру и заглянув во все отверстия : в гараже, ББТ (издательство), «алтарной», магазинчик «Бесценные дары», туалет, гардероб, кухню, где готовили прасад. Бхакта Бандха, алматинский преданный, варил, помешивая, сабджи с цветной капустой и паниром (домашним сыром). Спросив про Костю у Бхакта Бандхи, который  не знал его, и был погружен в бхакти, Женя остановился в коридоре. Бхакта Бандха был казахом, но из-за того, что теперь «служит» на Беговой – возгордился. Он даже девчонку себе нашел русскую. И дело  не в национальности.

Харя Киртан, охранник, оставил тарелку с недоеденным прасадом на подоконнике и, наверное, забыл. Местный черный кот по кличке Купидон, не торопясь, принялся за трапезу. Лакомясь паниром, он не обращал на суматоху никого внимания, царившую на лестнице.

- Вот елки, - Женя вспомнил про рану на пальце левой руки.  Результат чистки овощей в алматинском кафе. Слишком долго не заживала и напоминала о себе в самый неподходящий момент. Когда в туалете… ну, преданные не пользуются туалетной бумагой, вместо нее всегда стоит бутылка с водой, а здесь на Беговой - кувшин.  Стандарты на Беговой выше, чем везде. Процедуру следовало производить левой рукой по уставу, так как она осквернена, а  правой рукой держать четки для «чтения» джапы. Потому рана и не могла зажить, а правой не положено. Женя вспомнил, сколько труда надо вложить, чтобы научиться левой рукой…э-э… «Какая-то удивительная рана, еще в Алма-Ате порезался и что только не делал с ней. Мочой и то поливал, не заживает» - думал он. Рана покрывалась корочкой на самом центре подушечки, наиболее важном и используемом месте. Пусть небольшого размера, с ушко цыганской иглы, зато Женю беспокоило: постоянно болит. Уже год. Он и счищал нарост с болячки, срезал бритвой, но он снова и снова увеличивался.  Возвратился Харя Киртан и, увидев Купидона, поднял его за шкирку, внимательно посмотрел в глаза, кот облизнулся. Затем, опустив его на пол, взял тарелку с незаконченным прасадом, только теперь без панира и без привязанности начал вкушать. Одни его боялись, другие презирали. Киртан Харя был дружен только с Арджуной, сыном Брахмананды, с которым и тусовался по всей территории «храма». Кавказец, на несколько лет моложавей Киртана, не отличался особой чистотой, хотя и носил крупную шикху. Глаза его блестели, но блеск этот напоминал лисий, выжидающий добычу, какую-нибудь одинокую мышку. Также Киртана видели в компании другого охранника, поспокойнее. Но тоже не заслуживающего особого доверия.  По имени его величали Шури дас. Всегда ходил с джапой и был старше Хари, кстати, преследовал цели, неизвестно какие, но этим качеством возвышался над Киртаном,  который переживал переходный возраст и порою ел мороженое в кармическом ларьке на выходе из метро «Беговая». По крайней мере, его видели там постоянно околачивающегося без цели. Третий охранник по имени Василий, наиболее молодой, тоже ходил все время с джапой, всматривался в прихожан и желал походить на сосредоточенного Шури даса. Клиентура  «храма» была многочисленной. Многие приходили вкусить прасад. Особенно на бесплатных пирах, с бегающими глазами их можно было встретить всюду. На мойке, чистке картофеля, во дворе, в очереди за утренним кичри (рис, овощи), который раздавали от избытка, не желая, чтобы испортился; а раздавал пожилой и худощавый Карма дас.  Всегда спокойный и любящий свои обязанности раздатчика. (Самый обеспеченный в плане прасада преданный). В специальном углу под  лестницей брахмачариев Карма удовлетворял беспокойную толпу. Друг Кармы, веселый мальчик по имени Женя, лет ему было двенадцать, помогал чистить овощи в смежном помещении и считался примерного поведения. Глаза его горели весело и беззаботно. Толпа в беспокойстве стучала банками, тарелками, металлическими термосами, кастрюлями, а заводилой был похожий на бомжа в порванных штанинах жердяй, без устали говоривший бессмыслицы, к тому же вслух и бессовестно громко. Он пытался взять как можно больше своей кастрюлей, с которой находился во всех очередях  и не расставался, приходя на все пиры, и везде, где раздавали прасад, можно было услышать его бессмысленную говорильню. Чувствуя долг к собственной персоне, он к великому удивлению йогов-мистиков и радости спасающих Ангелов - ни разу не пришел на службу «божеств». Охранники терпели его скрепя зубами, видно, выгоняли его неоднократно, а теперь просто придирались к его виду. Беспокойный носил очки телевизоры и его рот не закрывался. Однажды его видели перелезающим через забор.

- Тезка, - позвал Женя, рассматривая рану на пальце. Купив несколько вегетарианских пирожков в киоске, он протянул  другу.

- Спасибо, - ответил тот, улыбаясь. Гусейн увидев его однажды сказал печально задумавшись: «И он попал сюда …», видно пожалел его, безнадежного.

Миша Инякин, который стругал кровать у Владимира, со своими друзьями тоже заходили в «храм», но в основном дальше кафешки его прогулки не продолжались. За сладкими шариками и стаканом сока проходила Мишина беседа с компанией. Анирвина тоже был с ними. 

Появился  Шад Госвами в приподнятом настроении духа и сообщил, что завтра по случаю воскресного пира «фудфолайф» отправляется на Сухарево : «И будет у нас Су – Харе – Во!» - сказал он, поглаживая себя по животу. Он веселил падающих духом фудфолайфщиков, не видавших пока еще больших побед своей команды и потому приходилось вдохновляться чем попало, хотя на Су-харе-во готовили грандиозные пиры. С приходом Шада,  который носил ключ с собой, дверь вагончика наконец отворилась: «Сезам!»

 

Средний Восток станет ареной войн, в которых примут участие русские. Прольется много крови, и даже китайцы перейдут реку Евфрат, имея 200.000.000 армию, и дойдут до Иерусалима. Характерной приметой, что приближаются эти события, будет разрушение мечети Омара, так как разрушение ее будет означать начало работ по воссозданию храма Соломона, который был построен именно на том месте. 

 На следующее утро, когда еще не вышло солнце, группа фудфолайфа отправилась со станции Беговая. Они ехали через Баррикадную, Менделеевскую на станцию Тимирязевскую.  Именно оттуда шел поезд до станции Катуар, где неподалеку и располагался кришнаитский лагерь «Космос». А по простому «храм» шри шри гаура – нитай мандир.

  Утро было морозным и Шад предложил подождать злосчастный поезд в каком-нибудь подъезде какой-нибудь близлежащей многоэтажки. Так и сделали, Шад был лучше всех осведомлен о расписании электричек. В каждом подъезде был лифт, служивший некоторым и спальней, и туалетом, но в основном на нем поднимались или опускались с этажа на этаж. Кроме лифта на каждом этаже имелся балкон, и преданные фудфолайфа, поднявшись на 8-й этаж, любовались восходом, пока Шад не скомандовал оттягиваться обратно на станцию, ведь скоро будет электропоезд.

  Дорога до Катуара занимает сорок-пятьдесят минут. Солнце уже встало и отливало лучами на снегу, мимо пробегали дачи, дачи, дачи. Одинокие домики, погребенные под снежной мантией.

  Фудфолафщики читают «шри ишопанишад», у каждого свой экземпляр, заучивают шлоки (стихи) наизусть, эта процедура не дается, так как не хочется, внимание гуляет по природе за окном, а окно у вагона грязное, холодное, что тоже не маловажно.

- От стресса можно избавиться, только планируя свою жизнь, - сказал Шад Госвами. Он уже давно слушал на ночь лекции-сказки Вадинатха и находился в приподнятом настроении. Щеки Шада горели, со стороны он напоминал веселую снегурочку с потайными карманами, только Госвами приготовил вместо сладостей в мешке - план захвата Москвы под названием «сладкие шарики с кокосовой стружкой». Под спокойный укачивающий стук колес воплощенным ужасом показались, вошедшие в грязный вагон, строгие контролеры, две женщины в фуражках и повидавший разное на своем веку, но видно мало хорошего, пожилой кондуктор, державший скипетром металлический дырокол для компостирования билетов и мозгов тех, кто позабыл  их купить.

- Ваши билеты! Ваши билеты! Ваши билеты!

Кольцо сжималось медленно и неотвратимо. Шад трансцендентным образом «забыл» купить билет. Он был настроен на трансцендентные планы, а о кармических старался не думать, ведь все материальное временно. Могут быть печали и радости, как волны на поверхности океана, но в глубине всегда царит спокойствие. К тому же Шад был преданным, а кришна говорит, что его преданный никогда не будет предан дважды. 

 Нихсима своевременно купил билет, Шад не беспокоился. Женя, тоже безбилетник, ерзал на сидении. На соседнем месте находился Костя, безразличный к окружающему.

- А у вас что? – защелкал компостером кондуктозавр. Нихсима показал билет, Шад подмигнул Жене, который разглядывал Костю; Костя смотрел в окно. Он вообще не касался "материального" мира с тех времен, как сбежал из дома.

- Платите штраф! – заключили не радостно две женщины в фуражках металлическими голосами.

Женя достал последние пять тысяч и, посмотрев на Шада, который еще раз мигнул, подал со словами: «М-м … один за всех…» и недоверчиво посмотрел на лысину кондуктозавра, который, взял бумажку потными пальцами, быстро выписал альтернативный штраф, так как обычно штраф составлял 50 тысяч, радостно положил пятерку в карман и со словами:  «И все за одного!», - направился в сопровождении дам дальше. Фудфолайфщики продолжили путь. Вышли они на станции Катуар.

 На Сухарево кругом лежал снег, переливаясь на солнце. Чистый, его можно было брать руками и есть, что Женя и сделал. Шад в зимнем тхоти повел всех за собой через сугробы, из–под вайшнавской шапочки (апельсинового цвета)  блестели его глаза, вообще казалось, что Шад просто ребенок.

- За мной преданные, нас ждут великие дела! – с восклицанием  кукарекнул он  и с головой ушел в снежный сугроб, - во как, ну и снега навалило, - послышался его голос. Все гуськом пробирались сквозь завалы, как могли помогая руками, ногами, отломанными ветками. Нихсима плыл сквозь белое море кролем, Шад брасом, Костя по – кроличьи. Женя двигался по инерции сквозь кроличьи норы, прорытые Костей, ухватившись за шарф последнего. Матаджи пробирались по одним им известным подснежным тоннелям.

 Заснеженный су-харе-во представлял собой сказочное зрелище, утопая в белых россыпях, переливавшихся на солнце. Однако в однотипных безвкусных корпусах с грязными и темными коридорами уже не было никакой загадки. Голые серые стены «булавы» встретили фудфолайфщиков. По указанию Шада Госвами им выделили «комнату гуру» под номером 20. Гриша благожелательно приветствовал их, и расщедрился показушник, а члены «пищи жизни» принимали все знаки внимания  как изголодавшиеся, добравшиеся до свалившейся ни с того ни с чего на их головы халявы. Дхарма семенил за Гришей и строил глазки новоприбывшим. Только Женя ощутил контраст отношения с тех времен, когда драил унитазы, через силу исполняя поручения коменданта Дхармы прабху.

- Вот лицемеры!

На первом этаже он столкнулся с  Селевановым Сергеем, старым другом. Тот суетился по делам.

- Сережа! Хотел бы к нам на фудфолайф?

- Да, - не задумываясь, ответил Селеванов, одетый в куртку с накинутым капюшоном, круглолицый, с неизменным тилаком на носу.

- Пойдем, я тебя представлю Шаду Госвами, ему нужны люди как раз, и мне он дал непосредственное указание подтянуть тебя и еще кого-нибудь с Су-харе-во. Поторопись, собери сумку и к Шаду в 20-ю комнату поедешь вместе с нами.

- Хоккей бол!

Третий год «служил» Селеванов на Су-харе-во и давно желал сменить обстановку. На Беговую его не собирались пускать, так как ссыльных редко восстанавливали в своих правах.

В жизни преданных случается намного больше перемен, нежели в жизни карми. На то влияет «не привязанность», которую развивают каждый из преданных. Что касается карми, то они (по словам Шада) просто привязаны к страданиям!!!

Судьба Селеванова была решена очередной раз, и он воодушевленный зашлепал по своим делам. Фудфолайфщики же изрядно отдохнув в теплых корпусах и вкусив воскресного прасада (халавы, сладких шариков) в спокойном и радостном душевном состоянии без излишних притязаний на будущее медленно расставались с Сухарево. Шад Госвами, воодушевленный грандиозными планами. Нихсима, скромно погруженный в философские размышления, забыв свои неудобства как не состоявшегося семьянина в 28 лет и недовольных родителей, уже пожилых и нервных, пребывал в блаженном состоянии от киртана и прасада. Костя, как всегда не разговорчивый из-за комплекса заикания, который мешал ему адекватно выражать свои чувства. Женя, только сейчас оценивший прелесть Сухарево – все отправились восвояси.

 На следующий день Селеванов приехал с сумкой на Беговую и его поселили к Владимиру Владимировичу на Выхино. Теперь Сергей взял обязанности Жени возить к Владимиру Владимировичу прасад с Беговой и справлялся отлично.

Здесь ему пригодилась трехцилиндровая кастрюля Прабхупады (ее взяла на производство компания «цептер»),  которая наполнялась в обеденное время на Беговой, а опорожнялась в ужин у Владимира Владимировича. Селеванов начал делать массаж Владимиру Владимировичу и присматривать за ним, а инвалиду очень нравился покладистый характер кришнаита. И Владимир Владимирович с легкостью отказался от Жени, намереваясь в скором времени избавиться от него и насовсем, который от ностальгии шарился у Владимира Владимировича в коробках, изучая всю подноготную, которые в избытке стояли во всех углах до потолка и навевали мигрень. Не обнаружив ничего интересного, кроме меда, который Владимиру Владимировичу высылала дочь Мария из США, проживавшая там с недавних времен. Была еще и вторая дочка Екатерина. А Женя тем временем, размышлял над медом, открыл его, чтобы понюхать, а понюхав, попробовал. Увлекшись по Винни-Пуху, он не заметил, что половины банки уже нет. Женя закрыл банку и прикрыл коробку, спрятав в левый угол. По комнате валялся в пакетиках чай «Липтон», разбросанный бывшими жильцами, который Женя заварил и в размышлениях пил, оценивая обстановку. Анирвинин  JVC издавал радиоволны, Владимир Владимирович лежал на своей кровати в кухне. Женя думал ехать  завтра на Беговую.

У Владимира Владимировича в его коробках увеличилось количество пустых банок из-под меда, салатов, спрятанных специально про запас. Женя, продолжая трапезу, из своей комнаты спросил у Владимира Владимировича, верит ли он в параллельные миры...

Дальний Восток японцы китайцам не отдадут - островитянам просто жить негде будет. О грядущей трагедии своих островов японцы знают: через мудрецов открыто им было это. Сейчас они скупают землю, но самым лакомым кусочком выглядит для них Дальний Восток России.

Гусейн смотрел телевизор. В «Горизонте» изображение двоилось, задней крышки не было, и были видны все внутренности «ящика»: лампы, издающие легкое жужжание, были покрыты пылью. Стоял телевизор в правом углу комнаты, форточка была открыта. Костя возлежал на левой кровати, Гусейн на правом диванчике. Леша ехал в автобусе с маслом и хлебом. Костя курил. На небольшом столике посреди комнаты лежали нарды, пачка сигарет с последней сигаретой, которую никто не брал. Передавали новости «НТВ». Осокин с безразличным видом говорил отработанной дикцией. Слева стоял небольшой  комод, где стоял стакан Гусейна, полка с радиоприемником, ниже в розетке торчал «заряжатель» с двумя аккумуляторами.

Пришел Володька, местный паренек. Он работал в местном продуктовом магазине. С решительным русским лицом, напоминавшем лопату, с красными угрями, веселыми живыми глазами, хорошим характером. Принес он две бутылки водки и поставил на столик, сев в небольшое кресло у противоположной стены напротив телевизора. Гусейн смотрел телевизор, Костя курил, Володя сидел в кресле.

 За окном падал снег, светила холодная луна, кругом царила безжизненная мгла, только изредка, строго по расписанию двигался автобус на остановку «Клуб» и в противоположную сторону, постояв с минут двадцать. Стоимость проезда была постоянной: 2500.

 Перед калиткой остановился лихо «Жигули» шестой модели темно-синего цвета. Колян, Вован и Серега вместе с тремя смеющимися телками открыв калитку, направились в дом. Зайдя в комнату, поздоровались, и Колян с Вованом, открыв нарды, стали кидать кости. Девчонки уселись на кровати, поглядывая на телевизор, весело переговаривались. Бросив на стол сигареты и закуску, закурили. Костя лежал на кровати, Гусейн на диване, Володя открывал бутылку. Гусейн вдруг встал, подошел к телевизору, переключил жестом канал, пробежался по программе, включил заново, когда кончилась реклама (он не любил рекламу). Обратно лег. Его синие джинсы, тельняшка, рубашка цвета кофе с длинными рукавами содержались в аккуратности, хотя и стирать было негде. Время подходило к полночи. Рано утром Гусейн размышлял отправиться на Беговую на лекцию, подготавливая благоприятные стечения обстоятельств.  

Женя тем временем был в обществе Анирвины, который ходил с утюгом, так как ощущал некоторую несовместимость температур. Он был очень чувствителен ко всякому роду несовместимостей. В храме он видел неискренность, на квартире – временность и неуверенность – в своем будущем. Потому вел себя по возможности хорошо, теперь больше надеясь не на кришну, а в свой собственный путь до конца, но пока еще не ясный.  Если бы у него была склонность к дуракавалянию, то стал бы экстрасенсом, но он не верил в эту чепуху, так как не находил склонности к разного рода наукам. Он хотел бы стать снова заинтересованным, ностальгируя по былым временам, когда все только начиналось, когда он был счастлив, но, столкнувшись с ложью, с «храмовской системой», потерял это чувство, длившееся не долго. Желая ощущать красоту жизни, Анирвина играл, но по - самобытному и его было жалко кое-где, так как он обычно переигрывал в купе с хронической неудачливостью. Но были у него и великие плюсы – он желал стать собой, а не преданным. И он был на правильном пути, пускай у него не было плана. Медленно возрождаясь, Анирвина сам дошел до этого, а значит, была у него и воля и самоуважение и способность здраво анализировать ситуацию. Он заново открыл свое сердце и не находил там ничего, кроме пустоты, но он не отчаивался, хотя и мог  бы впасть в отчаянье. Анирвина держался изо всех сил и не падал, зависнув в страшной неопределенности.

 Женя встал утром около шести, вылез из спальника. Ему снилась «темная в крапинку безопределенность» и потому встав без сожаления, не «читая» джапу, он надел шаровары - джинсы, которые приобрел на Сухарево. Новенькие, голубого цвета с широким верхом и узким низом, к тому же с вшитыми замочками-молниями, свитер (мамин подарок), куртку селевановскую с отстегивающимся капюшоном и вышел, закрыв Владимира Владимировича на ключ, «читавшего» джапу. На улице царил мороз и недоброжелательность с утренней темнотой. Выйдя на остановку, он стал ждать автобус. Два-три человека на остановке: кто в женском пальто, кто в куртке, шапке, с портфелями или дипломатами. Они, проснувшись так рано, не обращали внимания друг на друга. Подъехал автобус (по расписанию), водитель выполнял свою работу в полном молчании, перевозил  пассажиров, не обращая внимания на погоду морозной утренней Москвы. Русские люди любят порядок, справедливость и вообще свободу.  Темнота сменилась на более-менее уютный салон автобуса по сравнению с улицей. Внутри  с плохим, но достаточным освещением с полупустыми сидениями, царило безмолвие и безмятежность. За окном незнакомые огни задвигались в неизвестном направлении. Холодные и далекие огни. Возвышавшееся «Выхино», медленно, но верно заселялось. Женя вышел на конечной  остановке у метро. Двигаясь через подземный переход на открытую станцию метро, заметил издалека заинтересованного стража порядка, проверявшего документы, но надеялся  все-таки проскользнуть. Все внутри его сжалось и…

- Ваши документы! – неожиданно из темноты появился ментозавр с почти добрым лицом. Он увидел синие шаровары и подумал: «Быть может дезертир?». Женя показал кришнаитское удостоверение, что он является менеджером по распространению прасада, подписанное Данилом и засвидетельствованное печатью одноглазого Сварупы. Возможно это и была та самая печать антихриста. Сержант покрутил перед носом книжку, смотря то на Женю, который по привычке волновался, не подавая вида, то в книжку. Он повторял: «Господи, помилуй!». Сержант возвратил «удостоверение» Жене, который вошел в темный переход под железкой. Поднявшись по ступеням и встав в очередь, двигавшуюся к турникету, но там смотрел из будки бездушный контрозавр. Очередь медленно двигалась. Женя сосредотачивался как перед прыжком с парашютом: куда идти? Или через турникет за кем-то следом, или через главный вход, где смотрел контрозавр. Машинально достав «удостоверение» и едва открыв его, он проходил вместе с темными фигурами.

 Контрозавр сонно смотрел на безликую толпу через грязное оконце в неуютной собачьей будке. Если б еще немного живости контрозавру, он бы реагировал быстрее, а то, встав рано утром, еще до рассвета с радостью  бы валялся еще в постели, но  покончив с простым завтраком, продолжил жизнь в общественном транспорте досыпая по дороге. Жизнь сама восстанавливалась по крупицам.

 «Сознание кришны …» - прочитал контрозавр и проснулся окончательно. Ему показалось, что он спит и видит кошмарный сон. Решив искренно проверить это, Вадим Сергеевич, так звали контрозавра, бросил свой пост и побежал, рывками пробираясь к нарушителю. Но не тут, то было, «сознание кришны» скрылось в толпе. Женя от страха, паники и холода просил о скорейшем отбытии, призывая  Господа о спасении. 

 Медленно шел по своей колее квадратный металлический лоб поезда с зажженными стеклянными глазами. Женя вошел в открытые двери и сел на пустое сидение. Все ему казалось чужим.

 Беговая тоже не была домом, но здесь хоть можно было найти какое-то прибежище и от холода и от голода (если повезет) – халявщиков и тут не любят. «Алтарная». Лекцию дает Апрамея дас. «Три гунны материальной природы всегда досаждают живому существу. Гуна – значит веревка, но это такая веревка, что не всегда можно видеть, связан ты или нет. Очень трудно осознать свою не свободу, особенно когда эта не свобода длиться настолько долго, что смиряешься с мыслью: «Все хорошо!». Однако страдания не кончаются. Все не то, все не так. Сегодня хорошо, завтра плохо. Как же сделать чтобы, чтобы всегда было хорошо? Давайте включим телевизор и посмотрим, какую жизнь показывают,   пропагандируют? Что хочешь - то и делай. И люди смотрят, и не могут поверить: как же это возможно? Если б верили, то не смотрели, а просто делали. У них не получается и потому они живут там, в кино, в иллюзии. Это обман. Жизнь человеку дана для свершения аскез, а не наслаждаться в этом мире. Какой толк наслаждаться, если ты (тело) смертен? Какова цена таких наслаждений, достижений на материальном поприще? Все здесь временно. Все будет уничтожено со временем. Тапасья – вот что человеку необходимо, в его спасении». Бхакта, сам не подозревая, манипулировал сознанием присутствующих в зале со знаком минус. Не имея жизненного опыта, варился в сложностях, а ведь простота было то лекарство, о котором все знают, но пренебрегают. Все живые существа  от начала мира знают, что хорошо, а что не очень. А присутствующие в зале, сидя на скрещенных ногах, не ведали, что научиться чему-то в принципе нельзя у кого-то, чтобы не разрушиться. Однако Жене слова Апрамеи даса показались правдивыми. Он действительно страдал ежесекундно, находясь в неопределенности.

 Гусейн тоже находился в зале, сидя по-турецки лицом к лектору, он пребывал в трансе (еще и оттого, что не спал всю ночь). Голова его  держалась прямо, глаза были закрыты. Одному Гусейну было все равно, где находиться. Он получал опыт отовсюду. Гусейн приехал рано, но не жалел о своих действиях, пребывая на пике. В данный момент он исчез, но одновременно находился в своей сущности. Лекция окончилась, люди вышли.

- Гусейн! – сказал Женя своему другу, встретив его около гардероба. Гусейн был рад его видеть, но как-то быстро изменился и занял иную позицию, так как в разговоре их не было связи. Женя не соответствовал «авангарду», по словам Гусейна, находясь на уровне грубоматериальном. И Женя не думал расстраивать  Гусейна,  который вдруг стал бескомпромиссным.  

- У тебя ум осквернен! – сказал Гусейн – Это из–за того, что ты наносишь оскорбления.

- А что мне делать?

- Работать надо над собой!

- Как это?

Гусейн грозно молчал. Он направился к окошку гардероба, чтобы взять куртку. Вдруг он остановился. Женя подошел к нему и позвал на прасад, который начали уже раздавать. Гусейн очнулся.

- Ты меня спас! – сказал он.

- Спас? – переспросил Женя.

- Опять началось … - загадочно и без какой-либо игры сказал Гусейн. – Знаешь, вот так кто-то подключается, и ты бессознательно двигаешься, словно марионетка, робот, а когда глаза открываешь, то перед тобой пятый этаж и обрыв. Тебя ждет полет. Женя молчал.

Ему было приятно спасти друга, ведь Гусейн участвовал в «астральных войнах», а там каких только нет средств уничтожения: и гипноз, и дистанционное управление сознанием, и внедрение. Об этом Женя знал от самого Гусейна.

- Это ужасно, - искренне сказал Гусейн.

– Пойдем, я тебе прасад принесу.

Последнее время нужно воспринимать, как единственную оставшуюся возможность очиститься вымолить у Творца прощение за грехи, сотворенные в спокойные времена. Каждому, слышишь отче, каждому придется претерпевать в эти годы нравственные, духовные и физические мучения. В большей или меньшей степени - это уже другое. 

 

Прасад был экадашным. Гусейн ел медленно, было видно, как он страдает.

Они вышли на улицу. Ларек торговал прасадом; они подошли к нему. Купили, встали за высокий стол без сидения.

- Люблю экадаши, - сказал Гусейн, откусывая хлебную булочку и запивая соком. Женя смотрел на него. «Ему все можно …» - думал Женя с восхищением. На экадаши строго, на строго запрещалось, есть зерно, бобовые. Особенно хлеб. Сбегав быстро в вагончик фудфолайфа, Женя вынес другу сладкие шарики из арахиса. Гусейн, посмеявшись, сказал: «Я их по дороге съем!» и вышел с территории «храма», не прощаясь.

В другой день Гусейн выйдя с лекции, был не в настроении, сказал: «Мне надо слить негатив, не ходи за мной!» Он бил «храм» на Беговой «мистическими ударами». Однажды он рассказал историю Жене о том, как «ученики» Харикеши свами желают убрать своего гуру, когда в прошлый раз Харикеши свами вырезали аппендицит, тогда «мистическими силами» была приведена в действие «мистическая бомба», которую разрядил Гусейн. Его тогда избили, и с большим синяком он отправился в Алма-Ату.  

 На следующий день Женя искал Гусейна взглядом по «алтарной», но его не было. Гусейн не появлялся.

 

"Разве то была война? Вот будет война. Начнется она с востока. А потом со всех сторон, яко прузи [саранча], поползут враги на Россию. Вот это будет война!"

Фудфолайф работал бесперебойно. Преданные приходили утром, ели приготовленный Югой  рисово-гороховый китри на сливочном масле, брали коробочки сладких шариков и письма с «проповедью о пожертвовании»  «на спасение голодающих студентов МГУ». Шад Госвами предвидел великие размахи. Селеванов крутил шарики из арахиса, размолотого на «орехорубке», переименованной из «мясорубки» и скреплял его частицы сухим молоком. Преданные не любили мясо. Лев Толстой говорил даже про пушечное мясо. Но об этом виде мяса преданные не упоминали, так как Лев Толстой был карми.

 Под вечер все собрались, кроме того, пришел гость Дима Василевский, лет двадцати, кучерявый, веселый и добрый. Он рассказывал о любви к преданным и «божествам» и так далее, о таких вот теплых, короче,  чувствах.

- Осторожно с такими сантиментами! – сказал кто-то. Это был Женя. Это заметил Шад Госвами и оценил. Про Женю за глаза он начал говорить: «Это чистый «преданный!». Женя, когда узнал от Селеванова такую новость не стал протестовать, так как сие с действительностью особо не расходилось. По приходу домой, в оправдание слов Шад Госвами, Женя обычно парился в ванной Владимира. К тому же на улице было холодно, а из одежды было первое, что попалось у кришнаитов: 1. кое-какая куртка, она не грела, 2. непонятные шаровары, брюк тоже не было нормальных,  3. сапоги были с поломанными замками, к тому же левый сапог был сорок второго размера, а правый - сорок третьего.

Женины опасения по поводу возможности простыть, чудесным образом не оправдались, как он считал, в Москве был благоприятный для него климат.

 Женя с утра отправился по приказу Шада в Орехово-Зуево. Надо было 12 комплектов поварской одежды, а Орехово-Зуево славилось своими текстильными фабриками.

  Холодный прокуренный вагон. Три с половиной часа езды. Есть о чем подумать. Женя читал газету, где говорилось про Таню Савичеву: «Эту девочку, которая не дожила и до 15 лет, всегда вспоминают в связи с блокадой Ленинграда. Она – символ тех страданий, которые перенесли все его жители. Её дневник, состоящий всего из девяти записей, передает весь ужас и чувство безнадежности, которые охватывали её душу, когда один за другим уходили все её близкие. Таня Савичева родилась 25. 01. 1930 года  в  селе  Дворищи под Гдовом,  а выросла,  как и её братья и сёстры, в Ленинграде. Таня была пятым и самым младшим ребёнком в семье — у неё было две сестры и два брата. Летом 1941 года Савичевы собирались уехать из Ленинграда, но не успели, война застала их врасплох. Им ничего не оставалось кроме того, чтобы помогать по мере сил фронту и надеяться на окончание этого ужаса. Записная книжка досталась Тане в память о старшей сестре Нине, пропавшей без вести во время обстрела. В семье её все считали погибшей. Тогда Таня и стала делать свои страшные записи. «Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.,  Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня. 1942 г., Лёка умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.,  Дядя Вася умер в 13 апреля 2 часа ночь. 1942 г.,  Дядя Леша умер 10 мая в 4 часа дня 1942, Мама умерла 13 марта в 7 часов 30 минут утра. 1942 г. Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня». Таню нашли в её доме служащие санитарных команд, обходившие дома в поисках выживших. Её вывезли в поселок Шатки вместе со многими сиротами, такими как она, но спасти девочку уже не удалось. Таня Савичева умерла 1 июля 1944 года, так и не дожив до Победы. Так и не узнав, что её сестра Нина и брат Миша живы, что она не одна. Дневник Тани стал одним из доказательств обвинения на Нюрнбергском процессе, а сама она навсегда осталась в памяти тех, кто выжил в эти страшные годы.  …»  638.000 человек погибло в блокадном Ленинграде. Но сейчас в России начались куда более страшные годы, так как в год умирает 1.000.000 человек. Это называется демографическим кризисом. Приговор вынесен, но не исполнен.  Виновными  в этом преступлении против человечества  признаны  алкоголь и никотин, но преступники находятся до сих пор на свободе.

-Почему молчал Ельцин, а теперь молчит Путин прикрывая преступников???

- Они ему платят!

У кого-то играл переносной магнитофон: «А мне приснилось, миром правит мечта, а мне приснилось, миром правит любовь, и над этим всем прекрасно горит звезда, я проснулся и понял  …» 

 За окном мелькали холодные невеселые пейзажи. Бедные люди ехали в ледяном поезде неизвестно куда.

  Мрачное место Орехово-Зуево. Слякоть, летящая из-под колес машин, страшный в грязи перрон и станция для алкашей.  Некрасивые старые дома, бесформенные заводы.

- Как мне пройти в текстильный район? – спросил Женя.

- Прямо по дороге, - сказал небрежный тип, - там, налево.

Разминая слякоть и шествуя с опаской, прибывший фудфолайфщик через пятнадцать минут, казавшихся вечностью, набрел на дешевый магазин с вывеской «Текстиль Орехово» и решил зайти, но дверь оказалась закрытой. Время обеда. Женя сел на скамейку дочитывать газету из электрички:

«Единственная часть России, которая может быть этим всерьез затронута, — юг Приморского края", — отметил какой-то эксперт.  По его мнению, основная опасность для России исходит от Китая. Он полагает, что большинство внутренних проблем (недостаток энергетических и водных ресурсов, социально-демографический кризис) не могут быть решены за счет внутренних ресурсов Китая, что может толкнуть руководство Поднебесной на путь внешней экспансии. Он отметил, что еще в начале 1980-х была в Китае официально принята концепция стратегических границ жизненного пространства, которые необходимо расширить. Под это направление в КНР подведена идеологическая база, во всех учебниках истории написано, что Россия всегда отнимала у Китая его исконные территории", — подчеркнул эксперт. По его словам, главная цель Китая на ближайшее время — присоединение Тайваня. "Это очень важный в психологическом отношении вопрос: страна не может считать себя сверхдержавой, если не способна вернуть маленькую мятежную провинцию", — отметил эксперт. По его словам, привлечение в экономику Китая тайваньских инвестиций привело к тому, тайваньский бизнес теперь вынужден агитировать за объединение. "Очень вероятно, что к 2010 году оно будет осуществлено, после чего начнется генеральная экспансия в отношении России и  Казахстана" — сказал аналитик. По его мнению, военная экспансия на этом этапе маловероятна. "Это будет использование комплексной мощи государства, то есть привязка восточных регионов России к китайской экономике и изменение демографической ситуации в этих регионах с помощью миграции", — заявил аналитик. Он полагает, что в этом случае ядерный потенциал России окажется бесполезным. "К сожалению, сегодня китайская миграция идет не в интересах России под контролем России, а в интересах Китая под контролем Китая. Количество мигрантов на нашей территории неизвестно в принципе, никакой ассимиляции не происходит", — подчеркнул аналитик».

Время шло, а Женя приходил в себя от прочитанного, полусонный он ничего не мог понять. Надо двигаться дальше. Статья в газете не выходила из головы. Женя бродил по кругу. Такой небольшой городок, а дома все похожие.

Вот высотное не новое здание завода. Текстильная фабрика. Как же взять эту крепость приступом? Здание возвышалось в серое небо.

- Мне отдел снабжения, - спросил Женя на вахте.

- Снабжение не работает. В другом здании, вход со следующей улицы.

  С другой стороны чуть выше был главный вход, а пред ним небольшой бюст передовика в каске, весь запыленный и грязный, именем которого была названа фабрика. Грязные двери, сквозь которые прошел Женя,  слабо дернулись.

- На второй этаж, - посоветовал странного вида вахтер.

- Вам нужно к Воробьеву, к начальнику, только он решает такие вопросы, - сказали в отделе снабжения.

- Воробьев на совещании, - сказали в приемной. И прождав до четырех, фудфолайфщик отправился в обратный путь на Беговую.

  На следующий день все повторилось, только Воробьев на этот раз выехал с помощниками на соседнюю (в их распоряжении) фабрику.

- Сядешь на автобус, доедешь до такого-то района, сойдешь на такой-то остановке, сядешь на другой автобус и т. д. – так объяснял кассир потерявшему весь дух «миссионеру» фудфолайфа, который сел на первой попавшейся остановке на автобус № 4 и заснул. Автобус дребезжал.

- Где район, в котором текстильная фабрика № 2? – спросил он у соседнего пассажира, оглянувшись.

- Через две остановки, дальше, - ответил тот равнодушно. В автобусе людей поубавилось. Доехав до конечной остановки, он поехал по второму кругу и следующий раз, когда открылись двери, Женя вышел.

- Что это за место, здесь есть фабрика? – спросил он прохожего, показавшего в сторону бетонного забора рукой. «Текстильный завод № 3 гласила табличка. Дежурная на проходной не пустила, но на вопрос «Здесь ли Воробьев?» ответила, что только приехал и совещается. Женя без удивления от усталости сел на табурет в безнадежном ожидании. Прошло полчаса, дежурная пошла, заваривать чай.

- Ты чай будешь? – спросила она горемыку.

- Я чай не пью.

- Что? – спросила она и вышла с чайником. Воспользовавшись ее отсутствием, Женя осторожно вышел, открыв дверь с другой стороны проходной, на территорию завода. На дороге к главному корпусу стояла черная «Волга» с водителем. Навстречу двигалась группа в костюмчиках и галстуках, все аккуратно одетые.

- Мне Воробьева, - спросил Женя спокойного толстяка, озабоченно двигавшегося, чтобы открыть дверь и сесть внутрь машины.

- Что вам угодно?

- Это вы Воробьев?! – с нескрываемой радостью воскликнул фудфолайфщик, - мы собираемся кормить студентов МГУ, а у нас нет поварской одежды. Я пришел к вам, чтобы вы чем-то помогли нам.

- Обратись к Бугаеву, он на втором этаже в 13 комнате. Скажи от Виктора Палыча, - и, пожав руку, начальник сел на переднее сидение. «Как все здорово!» - подумал Женя, но радоваться еще рано. Поднявшись на второй этаж по лестнице, он на какое-то время остановился, всматриваясь в темные коридоры. Темнота не двигалась. Жене что–то показалось, но, сразу не обратив внимания, он решил насильно прокрутить в своей памяти то, ему казалось. И даже не насильно, а, просто случайно настроив внимание, вдруг увидел странную картину, которой не придал сначала никакого значения, не поверив своим глазам и только после, анализируя и освободившись от бремени поисковой работы, четко понял. Это было как во сне. Двери уходили вдаль коридора, уменьшаясь. Вдруг с левой стороны как дымка отворилась воздушная, едва дрожащая дверца и из стены, где была бетонная стена непонятного пошлого цвета, вышло красивое и очень странное существо, которое быстрым движением скрылось в стене напротив, где так же фантастическим образом открылась воздушная дрожащая пелена, напоминающая по форме дверь. Существо промелькнуло настолько неожиданно, и чтобы восстановить в памяти всю картину потребовалось некоторое усилие. Существо с длинными до плеч волосами казалось сверкающим и прозрачным и один в один напоминало образ с иконы Николая, смотрело в сторону Жени. Руки и особенно ноги, казалось, скрывала бесформенная ткань. Женя подумал, что это крыша поехала! Чего только не увидишь в заводских коридорах. Женя перекрестился.

 Бугаев находился в комнате на право, везде царило безлюдье.

- Нужно на фабрику №4, я специально позвоню, дам указания. Завтра приедете по такому-то адресу, - он улыбчиво и доброжелательно проводил до лестницы.

Женя вышел к остановке, пошел снег. Подъехал сразу автобус и, доехав до станции, сразу сел в подошедшую электричку до Москвы.

  На следующий день он, получив «пожертвования» в виде шести комплектов поварской одежды и ткань белого цвета на поварские колпаки, возвращался. В вагоне с ним вместе на всех свободных местах сидели по трое молоденькие солдатики, спрашивающие друг у друга курить. Очень веселые и дружественные ребята. Женя спал.

 Какой необычный по легкости полет. Теплое, сверкающее небо, само светящееся во все стороны. Это ощущение естественное, которое всегда было, так как в памяти нет ничего, кроме всепроникающего света. Это состояние длится вечно.

- Ваш билет? – послышался строгий, требовательный и безнадежный голос (контролер привык, что ему часто не показывают билеты). Это был высокий парень в военной форме.

- Я верующий, - Женя протянул тихо. Взглянув на него, солдат не размышляя,  направился дальше. Вагон вздрагивал, несясь в холодной темноте. Черные окна  с грязными рамами не предвещали ничего счастливого. Солдатики уже давно сошли и на их местах находились простые люди – это было написано на их лицах. Все они были похожи на дачников, уставшие, все они ехали с работы.

 На Беговой он встретил Гусейна.

- Гусейн, я сейчас такое ощутил, как будто опьянел ни с того ни с чего. Что-то такое случилось, я как будто бы стал видеть будущее.

- А ты думал. Это какой-нибудь монах молится и управляет всеми событиями, по его молитве кто-то получает знания, кто-то нет. Это так устроен мир, в котором мы находимся и не знаем об этом.

Они возвращались на метро. Электропоезд несся в темном тоннеле. После некоторого молчания Гусейн сказал: «У тебя можно занять немного денег? Долларов пятьдесят». «Ага», -  ответил Женя, кивнув головой. Он помнил, что Гусейн завещал ему жертвовать.

- Дай мне свой телефон.

Женя написал телефон и протянул другу. Он в жизни не давал взаймы такую крупную сумму. 50 долларов.

 Гусейн остался на Кузьминках, а Женя поехал дальше до Выхино, но как только он зашел в квартиру, Владимир говорил по телефону и звал его. Звонил Гусейн.

- Да, я на Беговой, можешь завезти мне сейчас. У меня паспорт забрали в милицию. Я хотел бы заплатить штраф. Я уже занял у Вишнураты 70 тысяч.

- Сейчас я буду, - сказал замерзший с улицы Женя. Выпив горячего чая, он поехал обратно. На улице царил темный вечер.

 В «алтарной» шла «служба» гаура-арати, свет был выключен. Гусейн пел и хлопал в ладоши, находясь сзади всех. Это было смешно. Он любил посмеяться. Преданным подносили зажженный светильник, который отодвигал вокруг себя темноту. Тени падали на лица. Женя, войдя в «алтарную», робко подошел к Гусейну и решительным движением руки протянул стодолларовую бумажку со словами: «Можешь не отдавать!» Сам не веря своим словам и действительно ли  это с ним или во сне. Кошмар! Кошмар! Куртка замшевая, три!

 

«Практически все проекты, которые будут осуществляться на территории России, основаны на добыче сырья и других ресурсов, а перерабатывающее и производящее производство, в том числе получение меди, олова, свинца, титана и т.п., будет создаваться в Китае. Кроме того, на деревообрабатывающих заводах в РФ, оговорено в программе, должно работать не менее 50% китайских рабочих. Также китайцы заинтересованы в модернизации наших аэропортов (до самого Анадыря) и строительстве дорог и мостов через Амур. Соседям это нужно, очевидно, для активного и быстрого проникновения во все уголки нашего безбрежья со своими товарами и вывоза российского сырья, леса, морепродуктов и создания своих точек развития. По сути, речь идет о тихой экспансии.

Китай – наш друг, с которым мы единодушны во многих вопросах экономики и международной политики, готовы поделиться ресурсами, электроэнергией. Но когда возникает вопрос о сохранении суверенитета российских территорий, табачок должен быть врозь. Тем более что до сих пор нет законодательного обеспечения социально-экономических гарантий дальневосточникам для закрепления старожилов и привлечения русскоязычных граждан в Восточную Сибирь и на Дальний Восток».

 

Через день должен был состояться «грандиозный» прием Нираджаны свами в Измайлово по случаю его вьясопуджи. Шад Госвами выдал каждому фудфолайфщику по билету и все отправились праздновать по разным веткам метро к станции «Измайловский парк».

 Гусейн и Женя поехали вместе, случайно встретившись на Беговой. Гусейн, войдя в вагон метрополитена и задержав дверь рукой, внимательно изучал карту-схему, после чего отпустил поезд по своим делам. Доехав до «Тульской», они пересели, по круговой добираясь до своей цели. Гусейн что-то рассказывал. Напротив сидел с девчонкой Харя Киртан дас, делая равнодушный вид, но одним глазом наблюдал за Гусейном и Женей. Он даже в дали от «храма» исполнял свои обязанности, в данном случае в вагоне метро подлые обязанности шпиона.

- Дас - это переводится как слуга? - спросил Женя.

- Собака, - ответил Гусейн, незаметно посмотрев на Харю Киртана.

 Концертный комплекс «Измайлово» возвышался небоскребом в серое небо.  Женя зашел без проблем, у Гусейна не было билета. В холле толпились  преданные. Заметив Селеванова, Женя подошел к нему.

- Сережа, у тебя есть билет?

- Есть, - ответил Сергей и показал свой билет с оторванным контролем.

- Давай сюда! – взяв билет Селеванова, он вышел на улицу, где одиноко стоял Гусейн. Передав ему, билет без контроля, они попытались войти, затеснившись в проходящую толпу.  Контрозавр рассматривал билеты с таким расчетом, что кто из вошедших,  если захочет снова войти, например покурить, то должен показать билет с оторванным контролем.  Гусейн вошел без проблем, но его все равно заметили. Уже пытаясь глубоко вздохнуть, находясь около гардероба, к Гусейну подошел охранник.

- У вас есть билет? – спросил тот.

- Меня попросил Вишнурата принять участие в служении - честно сказал Гусейн, который до того договаривался с главным пуджари. Охранник не смог зацепиться, видно не нашел слов и отошел. 

 Нираджана свами находился на втором этаже. Восседая на вьясасане, он принимал подношения «учеников». Поочередно выходили бхакты и называли Нираджану свами  самым смиреннейшим, великодушным, чистейшим, на что свами ответил, что он наигреховнейший из негодяев. Кто-то возразил, но гуру ответил, что преданный видит себя самым падшим и недостойным.

 Вьяса-пуджа продолжалась. Вышли представители разных регионов СНГ и стали зачитывать количество проданных «распространенных» «учениками» Нираджаны книг Ш. Прабхупады.  Окончательная цифра за год гласила: 31080 книг. Эту сумму поднесли Нираджане  со словами: «гуру махарадж распространил 31080 книг», - к всеобщей радости. Прабхупад говорил, что главное - это распространение его книг, а Ниранджана был «учеником» Прабхупада и выполнял его волю.

 Гусейн вел себя на вьясо-пудже странно. Погружаясь в себя, он подходил то слева, то справа и напряженно настраивался в сторону гуру. Опустив руки по швам, а ладони собрав в кулаки, которые скрывали рукава джинсовой куртки, он, не привлекая к себе внимания окружающих, «работал» внутри, погружаясь в тончайшие вибрации, исходившие из глубины сознания. 

- Все, что вы говорите обо мне, я не могу принять, - говорил Нираджана, находясь на высоком кресле вьясасане. По преданию на этом возвышенном сидении был вьяса, великий мудрец и название это происходит от его имени. – Я великий грешник, вы меня не знаете. Я падший, - правдиво сказал гуру. Некоторое время он описывал свою греховную натуру, скромно улыбаясь при этом как бы нехотя.

- Ничего, ничего, гуру махарадж, - вмешался один преданный с могучим телом и уверенным видом («старший преданный», кавказец, без тхоти и курты он был похож на простого гражданина, ничего особенного в его виде не было, даже странно, что «преданные» иногда так выглядят), - вы должны так говорить. Если бы вы стали себя прославлять…  Вы смиренны!

- Нет, нет, вы не знаете мою греховную натуру, - не унимался гуру махарадж. Праздник к тому времени продолжался.

 Вот, наконец, после всех церемоний и «лекций» время приблизилось к вечеру, темноте и прасаду. Гусейн пошел осматриваться, Женя следовал за ним по пятам. Прогулявшись по этажу, они подошли к столику, где продавались фотографии преданных и гуру, всякие ведические штучки.

-Главное не вестись!- говорил Гусейн- это было его любимое выражение.

По лестнице спускался Ананда Шанти, «ученик» Прабхупады. Уходя, были видны его усы с бородой и аккуратная шикха, стоящая как антенна. Длинные волосы он не стриг, а подбирал, завязывая в пучок, и к тому же резинкой не пользовался. Черная без меха куртка, которую он носил всегда и джинсы, спортивные туфли, белые носки. Все в нем было аккуратно подобрано.

- Проигравший в битве, - заметил Гусейн, указывая мельком на Шанти кивком головы, - когда-то он воевал с Харикешей свами за Советский Союз. – Женя ловил каждое слово. – Пойдем, скоро прасад, - сказал Гусейн, и они направились на верхний этаж, где в вестибюле собрались преданные, рассаживаясь рядами, предвкушая и настраиваясь на пир.

- Гусейн, смотри, что это за  атмосфера? - спросил Женя.

- Это, если так выразиться, наша погода. Скоро будут большие изменения. Бери тарелку.

- А в православии  какой уровень сознания-мышления, если сравнивать? - спросил Женя запихивая в рот сразу пару гулабджамунов.

-Туда идут не ради уровней, там сразу на передовую попадаешь. Это тем, кто стремится приблизится к реальности. Но, как говорится, звезда от звезды разнится в славе. Немногие отсюда бы и пяти минут выдержали. Это тебе не прасадайога!..

- Экстаз…

- Это настаящая садхана и место для безграничного мужества, -подмигнул Гусейн.

Женя поперхнулся при воспоминани о садхане на Су-харе-во.

Появился Селеванов с ведром и поварешкой.

- Мне уже мерещиться, - подумал Женя, вглядываясь в раздатчиков.

 Они возвращались к метро, настроение похорошело после стольких сабджи, риса, гулабджамунов, халавы. Гусейн сосредоточился в глубине себя, видел все вокруг в темноте. Вдруг повернулся, направился к одиноко стоявшей бабульке просившей милостыню и подал. Холодную безлюдную пугающую темноту взрывали отдельные источники света. Кругом затаились опасные тени и кровожадные звери. Их горящие глаза дико светились в ночи. Женя и Гусейн шли в этом мраке как ледокол и одинокое судно во льдах бесконечных неизведанных равнин, подводных айсбергов к единственной недосягаемой цели в жизни.

 Зайдя в метро, они сели в поезд. Гусейн, всегда уверенный и сосредоточенный, притягивал Женю своим утонченным и одновременно сильным характером. В нем не было ничего искусственного или лишнего. Если он видел что-то неверное, всегда бил в самое сердце. Он всегда говорил то, что видел, а не то, что хотел бы видеть. А видел он многое.

- У тебя еще можно занять немного денег?

- Да, конечно, - не задумываясь, ответил Женя.

  Они шли к дому Владимира. Поднявшись на лифте, зашли в квартиру. Гусейн остался на пороге. Женя достал из сумки 150 тысяч российских (50 $еребренников) и подошел к другу.

- Пойдем, я тебя познакомлю с Владимиром, - Женя долго и красноречиво рассказывал инвалиду о Гусейне, так что у него родилось желание познакомиться с ним. Однако Гусейн скромно отклонил просьбу и отказался. Некоторое время они стояли, и Женя вынул из кармана рубли и отдал, на что Гусейн никак не среагировал, просто взял. Тогда Женя решил, что мало и нехотя достал еще 100 $еребренников. Из глаз Гусейна он увидел две зеленые молнии, которые вонзились в купюру.

- Купи себе сапоги, - сказал Женя и протянул другу. Женя знал, что в своих туфлях с тракторной подошвой  Гусейн долго не протянет. Гусейн строил планы, где достать обувь. То на Беговой, когда преданные снимают обувь, чтобы войти в «алтарную», то ли на улицу идти «гопстовать». Гусейн взял, поблагодарил, пожал руку и, открыв дверь, вышел. Закрыв дверь, Женя был счастлив, что спас друга  от греха.  Но и одновременно страдал. У него осталось всего 100 $еребренников. Он сел на диван, не зная, что теперь делать. Гусейн же, быстро истратив первые 100 $еребренников, после некоторых раздумий пошел на вокзал и купил билет до Махачкалы, но в последний момент сдал билет обратно, к жениной великой радости. Поезд в пути был обстрелян чеченскими боевиками, об этом Гусейн узнал из газет.

 

«Сохранение Дальнего Востока под суверенитетом России невозможно без принятия пакета законов, направленных на закрепление местного населения и привлечение русскоязычных переселенцев, без законов, подтверждающих приоритет своего населения в освоении территории с обеспечением его всеми необходимыми благами, жильем, работой, достойной зарплатой, с северными коэффициентами и другими надбавками. Нужно возродить свое производство современной техники, в первую очередь снабжать металлоломом свои заводы (Комсомольск-на-Амуре), а не вывозить его в Китай. Рудой Кимкано-Сутарского месторождения должны обеспечиваться в первую очередь свои предприятия. И, конечно, нужно исключить из программы строительство Ерковецкой ГРЭС. Ради поставок ее электроэнергии в Китай будут загублены угольными разрезами и отвалами тысячи гектаров плодородных черноземовидных почв. Чему будет сопутствовать полный букет загрязнений: земель, вод, атмосферы, что внесет заметный вклад в потепление климата планеты»

 

Петя Фоминцев и Вриндаван, два знакомых приятеля, направились в квартиру Владимира Владимировича. Петя не молодой, лет 40, искатель истины, искал очередное жилье, так как ушел от жены и детей из дома, а Вриндаван ему помогал. Один из самых «старших преданных» знававший и тюрьмы и гонения, Вриндаван знал толк в некоторых вопросах, уже не молодой, примерно одного возраста с Петей, но более худощавый и ниже ростом. Один из первых «учеников» Харикеши свами, был в очень простой одежде. Малоподвижный внешне с невыразительным худощавым лицом с впалыми щеками, по одежде Петю и Вриндавана  со стороны можно было принять за пьяниц без определенного места жительства.  В принципе так и было. Друзья зашли в лифт, когда их заметил Женя, который с мыслями: «Это преданные (он их видел в «храме»), и они, если  будут жить у Владимира Владимировича, наверняка будут заставлять меня «читать» джапу!», расстроившись, таким образом, рванул до 14 этажа по лестнице и, открыв квартиру Владимира Владимировича со словами «Сейчас зайдут преданные!», схватил тряпку, которую ему протянул Владимир Владимирович. Он стоял на костылях, в квартире никого не было. На полу разливалась лужа мочи – это Владимир Владимирович случайно опрокинул банку, в которую мочился и ставил под кровать. Звонок в дверь. Преданные вошли, Женя вытирал остатки мочи, сливая в ведро.

- Добрый вечер! – сказал Вриндаван и представил Петю.

- Вы что, тоже с фудфолайфа? – недоуменно спросил хозяин квартиры.

Объяснив, что они «из Индии» только что, и что Петя с Вриндаваном друзья, решили войти в доверие Владимира Владимировича, на что тот, оглядев их, проницательно согласился принять  «не  надолго» и только Петю. Вриндавану этого было достаточно, и он в хорошем настроении без лишних задержек вышел. Петя, заняв одинокую кровать, поставил около нее свою сумку. Женя, ничего не говоря, лег спать с подозрительным видом.

По словам Пети Вриндавана «проверяли» на трансцендентном измерителе по отцам народов, и он оказался далеко не в конце.

«Уже сегодня экологическое неблагополучие Приамурья – одна из основных проблем в регионе. Бесконтрольные вырубки лесов, безоглядное браконьерство, особенно с китайской стороны, круглогодичное истребление рыбы в Амуре – только отдельные примеры хищнического отношения к легкоранимой природе региона. На краю жизни остаются коренные жители уссурийской тайги удэгейцы. От их многовековых родовых угодий в кедрово-широколиственных лесах мало что осталось после лесозаготовителей». 

Сон.

…Он движется навстречу судьбе, все надежды сосредоточены только на образе «авангарда». Каждая клеточка его тела, движения мысли вникают в глубокий опыт, а сердце до этого такое сентиментальное укрощено и бьется лишь ради цели, он пьет и дышит одним стремлением, а сны бесконечная пропасть, отделяющие душу от тела, принадлежащего только не себе.

 Заходя в селение за селением, он спрашивает, проходил ли здесь тот самый авангард, в этих глухих краях нет ни одной знакомой души. Вот он стучит в дверь, открывает страшного вида селянин, обросший и дикий, зовет его испить с ним вместе вина. Но странник отказывается. Вдруг дом исчезает и вместе с ним и дикарь, только одинокая фраза слышна в воздухе и смех: «Это был я!»

В другом селении странник встречается с грязным и низким человеком, который заставляет снять шкуру с дохлого осла, но незнакомец отказывается, и снова смех и слова: «Это был я!». В третьем селении он встретил разъяренного негодяя, который призывал убить его жену, но путник, негодуя, избил жестокого человека, как вдруг все исчезло, и снова незримый голос ответил: «Это был я!»

 Вдруг из темноты стали выходить оборотни и вампиры, скаля страшные зубы и окружать странника, но на помощь приходит Гусейн, который нещадно крушит несметные полчища демонов, но из-под тишка укушенный вампиром, в конце сам превращается в монстра и бросается к своей жертве, бесстрастно и со сложенными руками принимающей происходящее.  Гусейн в последнем слове, стоя на возвышении над измученным Женей, изрек:

- Мы погружены в какие-то личные отношения и события и совсем не хотим поднять голову, чтоб посмотреть в каком мире мы находимся. У нас не возникает мысли, что мир, котором мы живем - аномалия. Ты не знаешь, какую боль, и страдания я испытываю. Если тебя засунуть в мое тело ты просто закричишь…

 

Вдруг все исчезло, и только приятная звенящая тишина охватила все его существо. Розовый свет, разливающийся во все стороны, проникая в самые потаенные уголки сознания исходил от седовласого старца. «Благословен Грядый во имя Господне!», - произнес Он. Женя проснулся. На часах было шесть. Петя спал. Женя оделся и как всегда решил ехать на Беговую.

Женя рано утром столкнулся с Гусейном, который сказал: «Сегодня в час на «Китай – городе», и исчез, напомнив про документы.

  Набрав побольше сладких шаров, он отправился в час искать Гусейна на «Китай – городе». Это была интересная станция, где поезда ездили в одном направлении и чтобы ехать обратно, нужно сделать переход на другую ветку по кривой лестнице. Женя остановился. Где теперь искать Гусейна? Некоторое время он ждал. Вдруг он увидел глаза Гусейна. Это были глаза зеленого цвета. Тонкая шапочка зеленого цвета скрывала его черные волосы.

- Документы с собой? – спросил Гусейн.

- Да.

Они поехали по «железке». Остановка. «Шоссе энтузиастов». На улице царил холод. Гусейн и Женя направились в здание какого-то завода. На этой станции их было несколько. Зайдя в будку телефона, Гусейн позвонил, бросив монету, но она пролетела. Тогда он с размаху долбанул по  телефонному автомату. Ба-а-ц.

- Да, але! Приемная директора. Мы из миссии «Пища жизни» и хотели конфиденциально переговорить с вашим начальником. Повод? – Имеется.

- Директор на совещании, - стандартно ответила секретарь, - звоните через час.

 Бросив трубку, они направились к выходу, и сразу пошли в метро.

- Ты думаешь, что Маюродвадж джапу «читает»? – спросил Гусейн и, посмеявшись в глубине (внешне это никак не выразилось), они проследовали до «Лубянки», вышли на «Маяковской».

 Контраст чувствовался.  После «Энтузиастов», где дымят одни трубы и грузовики, «Маяковская» была культурным центром. Сразу налево находился музей Маяковского, оформленный металлическими рельсами, сваренными в виде его советских аналогий рифмы. Встречал черный, лысый бюст писателя, неприятный и пугающий. По совету Прабхуапада Маковский В.В. покончил с собой, возможно из-за того, что услышал оскорбление в адрес коммунизма, о котором писал в стихах. Таким образом, Маяковский В.В. мог бы стать даже «святым» или ачарией по вайшнавскому «канону», если окажется, что В.В. повторял «16 кругов» или имел  гуру. По крайней мере, это дело техники и вперед идущей истории.

В этом районе было многолюдно, небольшой барьер окружал тротуар, на который выходили магазинчики. Гусейн прекрасно знал все злачные места, где в свое время «распространял» книги. Кафе, рестораны, казино и другие увеселительные места, забегаловки. На этих местах находились «его» люди в свое время. Вызывая начальника, Гусейн говорил свои формулы, включая все приемы и импровизации при встрече с богатыми и знатными людьми. Одновременно он показывал пример Жене и вспоминал прежние времена. На улице не было холодно, и они быстро продвигались к центру – где «Пушкинская», «Кузнецкий мост», «Цветной бульвар».

- Москва это очень странный город. Порою ходишь по ней, солнце справа, потом слева, но ты никуда не заворачивал, будто пространство сжимается, а ты перемещаешься на другую планету. То старый город, то новые постройки. Однажды я работал сторожем в музее. Денег нет, буханка хлеба на два дня, а сам по городу ходил по 8 часов, как рабочий день, нигде не садился даже.

- А я вот видел светящегося старца в Орехово-Зуево, - и Женя рассказал эту историю. Гусейн слушал, улыбаясь, вникая в многоуровневый смысл. Они проходили мимо банка. Около тротуара стояла иномарка, в которой сидел с дипломатом какой-то тип. Он собирался выходить, но, увидев двух странных и подозрительных субъектов, у одного была спрятана правая рука за пазухой,  в зеленой куртке до колен и без шапки, капюшон висел сзади, нестрижен. Другой - азербайджанец, с выражением лица как у видавшего многое. Руки его были спрятаны, в рукава синей китайской куртки, синие грязные джинсы и китайские сапоги  из какой-то синтетики с искусственным мехом внутри. У первого были искусственной кожи сапоги, один сапог был меньше размером и поломанными замками.

- Эти сапоги тебе дали на Сухарево? – удивленно и изумленно спрашивал его второй с таким видом, что это немыслимо.

- Да, а знаешь, что одного преданного по имени Брахма-сутра какая-то шпана, орудовавшая в лесочке Су-харе-во дубинами отметелила, да так, что избитый и с огромными синяками и шишками он еле ходил потом. Но, говорят, их потом Видура разогнал. Всех поймали. Такой разговор шел между двумя. Парень с дипломатом, от греха подальше, решил не выходить из машины, а кейс покрепче прижал к себе, сжавшись на всякий случай. Гусейн, увидев его, указал Жене, и оба они рассмеялись. В хорошем настроении они направились в Кривоколенный переулок, через улицу. Зашли в один подъезд, где висела вывеска какой-то фирмы. По длинному коридору было много дверей, они остановились у наиболее привлекательной двери.

- Подожди, - сказал Гусейн. Он выставил незаметно ладонь и направил на ручку двери, остановившись на мгновение. У Жени не было объяснения, что делал Гусейн, но и спрашивать не стал. Постучавшись, они вошли.

Показав документы, Женя сказал: «Мы из миссии…», - сконфузившись, его голос пропал.

- Мы из духовной миссии  и собираем пожертвования на благородные дела. Готовится программа по обновлению общества. Это необходимость современного мира.

Женщина поглядела на бумаги.

- Подождите, начальница будет к пяти. Посидите здесь. – На часах было четыре.

- Посмотрим, что будет дальше. Нельзя пускаться на самотек. Я знаю, что нам нужно двигаться дальше. Но сначала надо нажать на кнопки, чтобы катапульта сработала.

- Я помню, как Тимурчик на лекции (он давал лекции пару раз в кафешке, но не в традиции вайшнавизма) рассказывал о легких путях, на что Сварупа сделал ему замечание. Это же естественно: легкая жизнь, то есть полная свобода?

- Что ты подразумеваешь под легкой жизнью? Никакой легкой жизни здесь нет!

Женя задумался.

- Тот, кто спасен, садиться в седло. Ты думаешь, что  на Беговой есть какая-то благость? Или же духовность? – Женя представил двухэтажный дом, Хари Киртана и Арджуну, Саньясу  прабху, который выгибает спину, когда его фотографируют в «алтарной», толпу зевак с заднего входа, где раздают вечерний прасад.

- Все-таки есть какая-то духовность, ну должна же быть! – И вот в воображении всплыл образ Нихсимы с треугольной бородой. Ну, наконец-то, пусть он, немного нервный, зато очки точно выдают в нем духовного человека.

- Ну не спеши!

- Это процесс постепенный. Так  на лекции я слышал. Прабхупад же не зря книги писал.

- Прабхупада тебе лично какие-то задания давал?

Секретарша ошарашено смотрела то на одного, то на другого «миссионера».

«Видно Гусейн перестарался со своей ладонью. Где же главная, сколько можно ждать».

- А тем, кто ложиться спать, спокойная ночь!

- Гусейн, но ведь должен быть прогресс, достижение совершенства?

- Это целая система. Но никто тебе не расскажет и тем более не покажет.

- Я никак не могу понять, зачем меня события заставляют с тобой общаться? – сказал Гусейн, - лично я прошу, чтобы избавиться независимости.

Они гуляли, проходя по переулкам  в обратном направлении.

- Я понял! Прабхупада дал четыре принципа, чтобы все здравомыслящие  люди нарушали их.

- Молодец, наконец-то до тебя дошло. Я знаю здесь кафешка хорошая на углу.

- Ты кришналоку слушаешь? – Гусейн передал Жене прямоугольный картонный вкладыш – визитку. «кришналока – радио для души. Сегодня нас слушают сотни тысяч москвичей и петербуржцев. Настройте ваши приемники на волну 963 кГц (311,5 м) СВ - Москва; 1323 кГц (226,7 м) СВ – Петербург и волшебный мир сокровенного знания и дивной музыки откроется перед Вами. Наш телефон (095)191 50 74, 191 36 30».

- Только эта штучка – плохо сфабрикованная фальшивка. Как кормовые бананы или же знаешь масло «рама». Под этим «трансцендентом» скрывается второсортная дрянь.  Начинка никуда не годится.

 Солнце еще светило высоко, несмотря на то, что на часах было шесть. «Время есть, а денег нет…» Нет, у Гусейна есть. Друзья вошли в блинную. Стеклянная дверь и витрины были приспособлены под советскую эстетику.

- Дайте два с творогом, а два с грибами, - просил Гусейн в кассе, где кассирша исполняла обязанности еще официанта и, наверное, кулинара. Другая женщина в таком же белом халате как у кассирши, была наделена такими же полномочиями. Прилавок, или как сказать, податочная, был крупного как блин вида, где внутри сидели две кассирши. Откуда-то снизу, как волшебницы, доставали блины, сметану, чай. Все было чисто и уютно.

- Тебе с грибами или…

- С творогом, - сказал утвердительно Женя. – «Кто знает, что положили туда под видом грибов» - подумал он.

- Дайте еще по пятьдесят коньяку. – Женя эту фразу пропустил мимо ушей.

Молча вкусив блинчики, предложив коньяк, Гусейн дал одну рюмку Жене, у которого глаза вылезли на лоб.

- Ты же знаешь, что такое спирт? Энергия, полученная из зерен пшеницы.

 Они вышли из блинной. Гусейн купил штучных сигарет.

- Я тебя сейчас не пущу на Беговую, поедем ко мне, - сказал он. Доехав до Кузьминок, двое вышли на автобусную остановку.

Гусейн в ларьке купил по 0,5 литра в тетрапакетах вино.

Торговый дом «Будапешт» светил в ночи неоновыми огнями на другой стороне шоссе, казалось, в дали.

- Будда – пешт, - сказал Гусейн, подмигнув Жене.

- Гусейн, а что значит : «Благословен Грядый во имя Господне!»

-Ты не слышал о семи вратах? «Семь печатей», которые возможно сломать все семь сразу и одновременно.

От вина оба опьянели, так и ехали в маршрутке. Подошла контролер. Гусейн заплатил.

- Проповедь в пьяном виде – наиболее откровенная, - сказал Гусейн. Он, казалось, не пьянел, но это только с виду. Дорога заняла около получаса. Женя, стараясь владеть телом и рассудком, переставшими подчиняться, с трудом различал городские достопримечательности в темноте. Главным достопримечательным местом был Лыткаринский клуб, куда их привез автобус. На часах было половина одиннадцатого. Темно. Грязный снег лежал на  улицах. Молодежь гуляла  в клубе - каменном здании с треугольной крышей. Автобус по Лыткарино ходил допоздна. Двое шли пешком по  темным улицам. Лыткарино напоминал почему-то город летчиков.

В пьяном виде они продвигались к своей цели. Гусейн зашел в коммерческий магазин-палатку.

- Давай водочки, а? – спросил он Женю, всматриваясь к нему в глаза, который молчал, - подержи, - и дал ему окурок дымящейся сигареты. Женя, увидев в руке окурок, с отвращением затянулся и, слабо осознавая, выкинул его. Гусейн с бутылкой водки, в руке выйдя из палатки, начал искать окурок, но, поняв, что Женя его выкинул, засмеялся, и они отправились дальше. Свернув, они некоторое расстояние осилили не за короткое время.

- Хочешь в теплую ванну залезть …?

 Вот показался деревянный забор из некрашеных досок. Гусейн прошел за калитку, спустившись на полшага. Во дворе, который был не понятен в размерах, стоял неходовой советский «Москвич», занимавший место. Войдя в дверь, они попали в дом №20 по Колхозной улице.

10.06.2013