При копировании или перепечатке материалов ссылка на данный сайт  обязательна.

Правило веры и образ кротости,
воздержания учителя
яви тя стаду твоему,
яже вещей истина:
сего ради стяжал еси смирением высокая,
нищетою богатая,
Отче священноначальниче Николае
моли Христа Бога
спастися душам нашим.

 

«Преданные»

4 часть "Урок музыки".

«Чтение книг - полезная вещь…»

 

Джордж Харрисон, который очень любит деньги,
Купил билет на пароход и уехал в Дели.
И в ушах его все время
Ситар играл.
(В.Цой)

Наконец-то ручка расписалась, а то это была просто мука. Что мы с тобой перед лицом бесконечности, Читатель? Сосредоточься на том, что тебе не хочется улыбаться…

Начинается четвертая часть, где происходят еще более интересные и удивительные приключения очевидца. Двое друзей, один из которых исполняет роль проводника в «мире духовном». А другой – неискушенный искатель, имеющий дело с «акулами», прикрывающимися под шкурой овец, приверженцами  «абсолютного», но не знающими дорог и считающих,  что нашли в изменении внешнем то, что искали, не верующими ни во что (проводник говорил, что именно из этой категории), однако надеющихся обрести что-то получше. А так же с проходимцами, колдуньями, притворщиками, карьеристами и господами бомжами, которые тоже нашли свое место в нелегкой жизненной миссии. Что же нас ждет впереди? Да, кое-где будут встречаться строчки уже тебе известные, их автор-«Улица». Итак, музыка - В.Цой, слова народные,  начинаем…

 

Настало время полной преданности, когда Женя поехал к Гусейну, где и жил уже пару месяцев. Без денег. Костя всегда молчал в отношении Гусейна, а Гусейн уважал хозяина дома №20 по улице Колхозной. Анита уехала. Зима продолжалась. Женя ходил с неизвестными целями по Москве, где ему никто не хотел жертвовать на нужды фудфолайфа. Будь то банки, офисы или магазины, если не считать то время, которое он не оплачивал в метро, автобусах и трамваях, а так же вкушение прасада, он, как ему казалось, было совсем бесприбыльным. Правда, был один паренек из овощного магазина в районе «Чистых прудов», давший 50.000 со словами: «Я тоже учился в МГУ», и Женя размышлял, что теперь делать… отдавать или не отдавать выручку Шад Госвами?… было это так. Положив деньги в карман, Женя уже под вечер возвратился в вагончик ФФЛ. Шад долго говорил про торты, про ежедневные дела и, не слова не говоря, открыто залез Жене в нагрудный карман рубашки, который был странно оттопырен. Женя закрыл карман на пуговицу, а там лежали деньги. Шад с натянутой улыбкой демонстративно вытащил двумя пальцами стопку купюр, согнутых вдвое. Женя, опустив голову, сказал как есть, что деньги пожертвовал овощник на «Чистых прудах» и подробно рассказал всю историю. Улыбка Шада превратилась из натянутой в искреннюю. И он возвратил деньги Жене, который не считал себя их владельцем. Это были чужие деньги.

- Это тебе на проезд.

Дорога до города Лыткарино на всех маршрутках и метро стоила примерно тысяч шесть в один конец, а то и больше Конечно данный поступок Шада показывал его. И ситуация разрешилась просто. Женя радовался до какой-то степени, но на проезд решил все равно не тратить. Несмотря на холод, он  покупал мороженое по два-три стаканчика, гуляя по Москве, и это не станет помехой прогулке. Так он похвастался Гусейну.

 – От холода в животе разрушается теплая энергия, которая нужна, - сказал Гусейн авторитетно.

То, постоянное напряжение, исходящее от неизвестной опасности, которая, казалось, по пятам следовала за Женей, и вследствие этого напряжение, вызванное бесконечными и постоянными стрессами, от которых  фудфолайфщик пытался скрыться всеми доступными средствами, компенсировалось Гусейном, который учил его «духовной науке». Гусейн постоянно разбивал его доводы и жалкие стоны. К тому же Женя не мог, как ему казалось, общаться свободно с теми, кто жил под одной и той же крышей в доме у Кости. Жене казалось, что он постоянно поступая неадекватно, вообще из другой песни, из-за чего смущался и ненавидел себя до безумного напряжения, но уже другого напряжения, возникавшем в нем, в характерном противостоянии самому себе, в надежде, что из этого будет толк. Так, находясь между напряжением внутренним и напряжением внешним, он был уверен на 1%, что настанет тот момент, когда, наконец, все устаканится, если переводить на русский язык, придет в норму. Не имея других средств на достижение чего-то, что он знал и желал бы, но и не представлял путей осуществления желаемого, временами ощущая, что сейчас он точно не соответствует окружающей его действительности и  тем, что он бы хотел, как он думал, иметь и знать.

- Не заводить же на самом деле мышонка,  чтобы учить и наставлять меньшего и слабого, и в таком процессе самому приобрести опыт, самоконтроль и немного самоуважения.

Поэтому он неотступно шел за Гусейном, видя в нем то, что хотел бы иметь. Его характер, силу, спокойствие, юмор, короче, те качества, о которых Гусейн не подозревал и постоянно сетовал судьбе: «Зачем мне с ним общаться!», имея в виду Женю.

- Ты выглядишь так несовременно рядом со мной…

Поэтому Гусейн больше общался с квартирантами - поколение икс, поколение ноль, смотрел телевизор, ходил за родниковой водой, которую собирал в пустые бутылки из-под напитков. Он брал свою зеленую сумку и штук двадцать пластиковых бутылок, шел, поднимаясь, к холму, где среди одиноких деревьев был родник. Набирал в них воду, закрывал крышками и нес тяжелую и не закрывающуюся сумку на плече. Однажды Женя пошел вместе с ним, помогая закручивать крышки и нести тяжеленную сумку. Когда оба шли уже вниз, Гусейн попытался закурить, но у него осталось две спичинки. Замершие пальцы ломают спички, от которых зажгутся костры.

 По вечерам Толян приносил с собой водку. Леша работал на мясокомбинате и вечером привозил масло, сахар, хлеб. А так же колбасу. Гусейн курил. Соседка Галка, регулярно навещавшая компанию, весело смеялась, а иногда говорила серьезно. Женя сидел в кресле и молчал. Его рана на пальце не заживала уже год. Моча, срезание твердого покрова - процедуры довольно болезненные, ни к чему не приводили. Кровь не шла. Это была рана, как мозоль на самой подушечке среднего пальца левой руки. Женя свыкся с ней, но не радовался ей.

 На столе стояли: хлеб, водка, масло и чайник с кружками, довольно старыми и неодинаковыми. Несколько человек сидело вокруг. Все ели, разговаривали, смеялись. Кто-то говорил тост. 

 

- Гусейн, ты какие сигареты куришь? – спросила Галка. Гусейн улыбнулся. Он курил «Полет».

- Можно узнать  сколько у тебя денег в кармане по тому, какие сигареты ты куришь, - заключила она, смеясь. – Марку выбираешь в соответствии с возможностями. Все засмеялись.Ха – ха! Гусейн тоже улыбнулся, но про себя. Здесь он был среди своих.

  Это была правда, у Гусейна не было ни гроша.

- Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день. - Было время, когда он, не скупясь, покупал «marlboro». Вдруг все замолчали. Встал Женя. Он поднял импровизированную рюмку с наполненной, еле шевелящейся жидкостью.

- Когда у нас есть положение в обществе  -  мы очень горды собой, когда у нас много друзей и средств… денег значит, - все напряглись. – Э-э…и если мы теряем все это, как это происходит порой, то останемся без друзей, денег и на улице. Так давайте выпьем за то, чтобы мы не отвернулись друг от друга, когда все, потеряв, вдруг остались в истинном своем положении и истинном своем свете… - он поднес руку с жидкостью ко рту, быстрым движением опрокинул рюмку и затих. Поперхнувшись, быстро взял бутерброд, который, не мешкая, дал Гусейн, по ходу дела подтверждая: «Да, хорошо сказано!» Проглотив бутерброд, Женя осознал, что хлеб-то с копченой колбасой, но не обратил особого внимания.

- Он вегетарианец, - сказал Гусейн. – А телевизор он пять лет не смотрел! – добавил он, производя впечатление на Костю и окружающих. Все были поражены. Гусейн же подмигнул Жене, который был рад поддержке друга. Еще некоторое время сидел со всеми, а потом пошел спать, получив липкий стакана поцелуй и не желая ничего. На следующее утро рана на его пальце затянулась… Ничего себе! Это был редкий день, когда не ждешь, но случается.

 

Петя жил у Сергея и Владимира Владимировича, потому что у них был дом, в доме горел свет. 

Однажды к ним в гости пришел давний друг Владимира Александр Медведев. Это произошло как раз под Новый год. Он и принес с собой картофель и другие овощи, а также фасоль, фрукты, апельсины и остальную, необходимую под Новый год снедь, чтобы отметить праздник. Зная Владимира Владимировича, он исключил из числа продуктов спиртное, сигареты и мясо. Да, но первые два из этого числа и не являются продуктами. Спиртное, то есть алкоголь - это яд, признанный в мире как наркотический элемент, а сигареты, то есть никотин - тоже яд, который листья табака выделяют с целью… уничтожения вредителей насекомых. Небольшая справка, продолжим… Владимир Владимирович  и Александр были друзья неразлей вода, в одно время ходили смехи, что они даже спали вместе. Просто друзья посмеялись, когда однажды все вместе ходили классом в походы на черноземье.

- Я люблю кухни за то, что они хранят тайны,- Петя готовил на электроплите по своим рецептам без соли. Фасоль в растительном масле, картошку, вареники с творогом, изюм, любимое лакомство Владимира Владимировича пакоры, т. е. жареные шарики из муки, гречки, риса и овощей, а так же жареный хлеб, называемый  пури.

 В квартире Владимира Владимировича жил еще один новый жилец по имени Володя. На вид он был мрачный и худощавый. Он курил на площадке, около мусоропровода, и думал: «Меня ждет на улице дождь, их ждет дома обед…» - к великому неудовольствию Владимира Владимировича. Без работы, но страстный ценитель денег, упоминающий их в каждом разговоре, так что казалось, деньги и есть его философия, которую он всем проповедовал. Александр же полная его противоположность, в недавнем бизнесмен, довольно успешный, но по собственной воле отказавшийся от бизнеса и от денег ради духовного и семейных проблем. Это был его вызов однообразной жизни. Сейчас он постигал азы юриспруденции. Он очень любил герб России двуглавого орла и в шутку сравнивал себя и Владимира Владимировича, которого называл просто Володька, что это они два орла в одном.

- После школы, - рассказывал  о своей жизни Александр, - я взял кредит под залог  квартиры 20 тысяч долларов. Нанял грузовик, снял магазинчик в окрестностях и, собрав девчонок из своего класса в качестве продавщиц, поехал за луком на Украину. Таким образом, продавая лук, я окреп. Дело мое росло, и в конце я реально поддерживал 150 семей. Те, кто работал на меня, были довольны, однако, если кто-то мог назвать меня по имени без отчества, сразу мог бы распрощаться с работой, а работали со мной те, кому лет в два, а то и в три раза больше. Я завел семью, у меня милая дочь, жена. Когда я занимался с ней любовью, это было чудесно. Вовсе не то, о чем говорят «преданные», будто секс - отвратительное и аморальное занятие. – Александр  рассказывал откровенно, с возбуждением и считал, как казалось, себя от этого несчастным, но правым.

- У тебя хоть квартира есть, - сказал Селеванов, - а у меня и того нет. Я тебе завидую.

- Деньги – вот что главное. Если ты с деньгами, то ты «бог». Больше нет ничего, - поддержал разговор Володя.

- Кришна – «бог», потому что самый богатый, - вставил Селеванов.

- Что же тогда твой  «бог» с тобою  не поделится? Чтоб тебе  жилось получше…, что это за жадный «бог» такой? И где он, - в твоих фантазиях?

- Я не знаю, почему преданные все бедные такие. Кришна так все устроил специально, желая своим преданным лучшего. Если есть стадо – есть пастух.

- Ха! Не вижу, где же тут лучшее? Небесный пастух пасет облака.

 Петя тем временем раздавал прасад всем на тарелки. Потом сел и приготовился вкушать сам. Селеванов приготовился атаковать Володю за его философию. Разгорелся спор такой невиданной силы, что Новый год не прошел не замеченным. Владимир Владимирович был очень рад, что у него под Новый год тоже гости. Он последнее время, казалось, стал одинок и даже очень. Сидя на кровати, он слушал и ел, сам порою нервно кричал кому-то, защищая-противостоя со всей своей натурой беспокойного бакинца. «Как это удивительно – есть без соли», - сказал Александр. Петя же высказал свою точку зрения: «Бедность - это порок!». Но в этом споре было трудно уже различить, что сказал Петя: «порок» или «порог», впрочем, что касается денег, то  не было большой разницы. А о богатстве … и помыслить боялись. Наступил Новый год.

- Сергей, посмотри в моем блокноте телефон, -  звонил Александр в квартиру Владимира Владимировича, где он оставил свои вещи. Сергей ему ответил, и Александр, сказав спасибо, повесил трубку. Он готовился провернуть одно выгодное дельце с перепродажей яблочного уксуса и меди, а прибыль вложить в торговый павильон.

Владимир Владимирович же активно переселялся и ему помогал Сергей. Петя перетаскивал коробки. Переселение шло в дом напротив, на четвертый этаж. Обнаружив сумку Жени, Сергей поехал с ней на Беговую. Петя разбирал кровать и переносил в лифт. Крыши домов дрожат под тяжестью дней. Дом напротив, куда переезжал Владимир Владимирович был меньше на шесть этажей. А сама квартира, где предполагал отпраздновать новоселье Владимир Владимирович, находилась  ближе к земле на 10 этажей. Владимир Владимирович отдавал распоряжения.

 

 На Беговой тем временем Юга приготовил суп из простой капусты и угощал всех преданных. Тривени была на пожарной станции, где ей пожертвовали шафрановый костюм из огнеупорной ткани, который надел Женя, так как у него не было приличной одежды, и он по привычке считал себя брахмачарием. Они с Падма Мукхьей решили отправиться за мукой. Мешок муки высшего сорта обещали пожертвовать на каком-то складе под Москвой.

Отправившись сразу же, они пересели на станции Петровско - Разумовской на электричку. Ехали они долго, пока не достигли «12 километра». Там, следуя за Падма Мукхьей, Женя увидел склад на территории, с виду, промышленного предприятия. Они ждали, пока не открыли огромные железные ворота, где работали веселые мужички.  Они приняли Падма Мукхью за мать, а Женю за ее сына и, даже не спрашивая документы, выдали им 50 – килограммовый мешок с белой мукой, который фудфолайфщики привязали к двухколесной ручной тележке. Падма Мукхья все время мило улыбалась, казалась кроткой и беззащитной. Повозка была очень тяжелой, что два ее колеса прогнулись на металлической оси и перестали крутиться.

- У меня двое детей, но теперь их стало трое, - сказала Фатима. Она по национальности татарка, приехала из Уфы. Познакомившись с кришназаврами, начала «практиковать» вегетарианство и джапу (повторение на четках «харе кришна») к великому недовольству  своих родственников - мусульман, особенно мамы. Старшего ее сына звали Александр, некий гурузавр дал ему имя Юдхиштхира. Мальчику  было четырнадцать лет. Рыжеволосый и тщедушный, был большим хитрецом. Младшего ее сына звали Миша, а имя дали ему Кришна дас. Ему было десять лет, тоже рыжеволосый, но намного упитание (то есть был просто толстяк) и  подвижнее Юдхиштхиры, которого звали просто Юдхи, а Кришна даса – просто Дас.

Падма Мукхью раньше звали Фатимой. Она приехала в Москву, город в дорожной петле, в кришназаврский «храм» с целью  «духовного прогресса»  и определения этого «прогресса» через зрительное восприятие, а так же чувственное. Она влилась в «преданное служение» вместе с московскими бхактазаврами. Когда Фатима приехала сюда, Дасу было три года. Так, мотаясь по квартирам кришназавров, порою, не имея даже угла, где можно было приложить  голову, пройдя сквозь фронт ночевок на вокзалах, наконец, решила самостоятельно снимать комнату и ни от кого не зависеть, насколько позволяла ситуация, но все равно ее семья была здесь не свободна, не имея ни гражданства, ни прописки. Ее дети рано научились походной жизни.

- Моя мать тоже татарка, - сказал Женя, вспомнив свою маму, пожилую, но крепкую. Отец его всегда был «хорошим» - тихим и добрым, к тому же всегда перехваливал сына, мать постоянно готовила на кухне, стирала. 

Женя любил своих родителей, особенно вдали от дома, он помнил наставление Гусейна насчет родителей, что в конечном итоге больше некому доверять. И ностальгируя, Женя снова и снова обращал свой взор домой.

- Ну вот, - сказала, смеясь, Фатима Падма Мукхья, - мы поладим.

На станции метро «Беговая» Селеванова Сергея взяли ментозавры. Он ехал без билета и к тому же не имел прописки в Москве. В руках у Селеванова была его сумка, которую Владимир Владимирович хотел приватизировать. Женя заметил это и, дотащив из последних сил мешок муки с Падма Мукхьей в коморку фудфолайфа, направился  к Сергею на помощь в костюме пожарника оранжевого цвета с вшитыми светоотражателями.

- Да он же кришнаит, это же монах! – кричал он человеку в форме. – Он сексом не занимается. Вы не того взяли.

- Кришнаитский он монах или китайский… меня  не должно волновать, и что кто-то не занимается сексом – так это ваши проблемы. А моя проблема это вы. Штраф десять тысяч, - сказал другой ментозавр повыше и шире в плечах. Русскому, если он в форме, на все порядком наплевать, если он хороший ментозавр.

Женя, однако, сам мог попасть в «неудел» при отсутствии у него приписки, поэтому он с Сергеем поскорее вышел из отделения, заплатив штраф.  Это были последние деньги Селеванова. Он был недоволен и расстроен.

Зато Женя, вздохнув спокойно, что его сумка, слава Богу, нашлась, мог обрадовать друга, и что теперь Селеванова  будет ждать в ближайшее время отличный  торт.  Первым делом Женя проверил документы: паспорт казахского гражданства в Москве непригодный, но и достаточно проблемный, если его вдруг показать местному милиционеру; военный билет, который он получил вместе с отсрочкой до военного времени с Китаем, а пока мог жить свободно и спокойно, не опасаясь, что его заберут в армию. Сейчас ведь уже атомный век и война, между землей и небом – Россией и Китаем будет первой и последней в истории человечества. Если Россия не продаст все свое оружие за кусок хлеба, да за бутылку водки, оставшись в китайских трусах и с холеными министрами, которые засиделись наверху, то стрелять будет нечем. Мир уже давно искал лекарство против морщин. Последними русскими, если история не повернется, будут масоны из ложи "А.С. Пушкин", где-нибудь в подземных бункерах. Тогда изредка будут прилетать инопланетяне на голую землю, на это безмолвное пепелище. И все наши победы превратятся в пыль.

Когда Женя уезжал из Алма-Аты, то захватил все свои документы, одним из которых было свидетельство об окончании спортивной школы  по специальности кандидат СССР, мастер спорта по шашкам, тренер и судья. Теперь они снова встретились. Далее нашлись 100 $еребренников, спрятанные во внутреннем кармане сумки. Но Николая нигде не было. Женя пересмотрел все. Остальное его собственно не интересовало.

- Сергей, а там нигде не видел икону?

- Что за икону?

- Подарок …друга. Никола Угодник.

Он обнял Селеванова, который застенчиво улыбался.

- Никола Угодник, ки джай! – сказал Сергей. Но иконы нигде не было.

Женя не стал спрашивать Сергея о Владимире Владимировиче, который уже переехал в другой дом на четвертый этаж.

 

Женя нашел в подсобке вагончика ФФЛ рюкзак из парусиновой ткани достаточно прочной, вместительный цвета хаки с уплотненным дном и переложил в него содержимое сумки, спрятав 100 $еребренников во внутренний потайной карман. Рюкзак передал на хранение Шагиру в гардероб Беговой. Шагир – честный парень, перешедший с Сухарево «идеально» влился в служение. Он бросил рюкзак на пол, себе под ноги, завалив разными тряпками, шмутками и пакетами. Свою опустевшую сумку  Женя думал наполнить прасадом и отвезти Гусейну.

Появился Шад Госвами, он улыбался, и держал в руках пресловутый  шри ишопанишад, которым до самого вечера мучил двоих кришназавров. После все разъехались, кроме Жени. Он уходил последним, когда было уже затемно. Шад Госвами спросил его, где он живет, на что Женя ответил: «с Гусейном», - «А кто еще с вами?»- «Преданные…» - добавил тот неопределенно, почесывая затылок. Шад Госвами дал своему подопечному банку с остатками супа и мужские плавки, сказав при этом: «Передай Гусейну!» - и с серьезным видом вышел, скрывая улыбку.

-Сколько таких как ты сидят по углам и каждый занят ерундой…! – сказал Женя отъевшейся    Харе Киртану, закрывавшему за ним ворота «храма».

Эти двое не разговаривали по простому, Женя мечтал как насолить этому охраннику.

Спустившись в метро, Женя доехал до Кузьминок, где сел на загородный автобус и спрятался от кондуктозавра, присев на корточки в самом дальнем углу автобуса. Люди стояли вплотную друг к другу, так что кондуктозавр, спрашивая билеты, как только автобус отъехал на некоторое расстояние от остановки, не заметила фудфолайфщика с трехлитровой банкой супа под мышкой.

- Боже, спаси меня!  

На остановке «Клуб» было очень холодно и поэтому ждать автобус 333 стало невыносимо. Женя зашел погреться в клуб, где шла дискотека. Подростки сходили с ума, кое-кто подвыпивший ходил огрызаясь. По пути, увидев незнакомца, здоровенный детина с перекошенным лицом решил наехать.

- Кто ты такой?!

- Я – монах.

- Какой еще монах?! – верзила, угрожая пятерней, придвинулся. Женя опешил, но верил, что Бог спасет, больше надежд нету.

Незнакомец еще покричал и вышел с толпой на улицу. Стало холодно и в клубе – Женя вышел. На улице снег утратил свою белизну. В автобусе не горел свет, однако водитель подошел. Он ходил в салоне словно тень.

- Я монах, денег нет. Мне на «Колхозную». Сексом я не занимаюсь. – Водитель сказал: «Ладно… эх… замерзшие пальцы … растопите снег!».

 

- Гусейн, я сахар принес! – сказал Женя воодушевленно во второй раз, и  Гусейн, как бы проснувшись, сказал: «Окей!», поставил чайник.

- Будем пить чай,  думать о том, что будет завтра, завидовать тем, кто знает, что хочет. 

 Женя стащил с «храмовской» кухни килограмм сахара, пересыпав в пакет. Еще он насобирал апельсиновой кожуры, которую теперь заваривал Гусейн. Апельсины съели бхактазавры-санкиртаназаврики. Им в первую очередь давали витамины за вредность, а Женя и здесь преуспел. Вегетарианский суп лыткаринцы съели быстро, не отказались Костя и Володька, который им закусил. «Мы накормим весь мир!» - гласил девиз фудфолайфа. В ответственный момент Женя вытащил плавки и показал Гусейну. Но Гусейн сказал: «Выкинь их!». Женя же оставил их себе. На всякий случай.

- Вчера фильм крутили с Кристофером Ламбертом, жалко, я тебя в «храм» отпустил, - начал Гусейн, и Женя вспомнил тот раз, когда Гусейн прикрикнул на него: «Дуй-ка в «храм!»,  и Женя  быстро уехал, хотя и не думал быть на Беговой в тот день. Гусейн не позволял просто так тасоваться на квартире. Он сам давно не платил за место, и Женю еще принесло. Так что Гусейну приходилось отмазываться за двоих.

 – Показали крутой боевик на фантастической подливе. Короче, чайтанью с четырьмя руками показали. Ха! Был там такой боец. Инопланетянин какой-то зеленый, здоровенный, да еще копна волос до колен подстать шикхе, как раз на том самом же месте. Это наш кент, мы узнали его по расположению шикх …

 Гусейн сушил свои немногочисленные вещи, в основном плавки, развесив выше печки, которая давно уже не служила, а была лишь частью интерьера.

После вечерних новостей приехал Леша. Он поставил буханку хлеба на стол. По телевизору шла реклама. Леша всегда веселый и не в меру разговорчивый.

- Аспирин «упса», ха – ха, у суки! – смеялся Леша над рекламой аспирина. Приехав с мясокомбината, он был в отличном настроении, или хотел казаться разговорчивым. 

- Беспокойство дает повод откровенничать. А когда ты откровенничаешь, то жди удар.

- А вообще ты знаешь…? – продолжал Гусейн.

- Что мне следует знать?

- Вот, интересные люди, блин! Что не высвечивай – все высмеют! В этом есть двусмыслие. Знаешь, один кришнаит, было время, тогда еще, выпал из окна. Или же ему помогли выпасть! Послушал мантры и заторчал.

- Да, да, скорее ему помогли выпасть, - с уверенностью подтвердил Леша.

- Откуда такая уверенность?

- Это же, как взглянуть на мир без очков, а у нас и так хорошее зрение!

Это было у нас. Я в то время санкиртанил. А еще я помню, как мне на Лубянке «мозги сверлили», хотели завербовать. Первые книги Прабхупада печатались в подвалах КГБ.

Женя хотел подробнее узнать, что это значит «сверлили мозги», но переспрашивать не стал, надеясь, что Гусейн расскажет, когда будет необходимо. Он вспомнил здание Лубянки, когда они проходили в центре Москвы с Гусейном, и он рассказывал, что  давно уже искал этот дом, расспрашивал прохожих. Одна женщина ответила, показывая рукой: «Увидите такое мрачное и неприветливое здание…» Гусейн пару раз обмолвился еще, что много экспериментов проводится, про 25 кадр и начет фтора, который добавляют в зубные пасты, от которого пропадает бунтарский дух, начинают испаряться мозги.

- И ты уже знаешь, что это судьба поколений. Люди превращаются в безмолвных животных, что хочешь с ними делай, только вот подобное «химическое» смирение им не зачтется за добродетель.

Гусейн с Алма-Аты возил с собой зубную щетку и выдавленный на 95% тюбик «пепсодента». Он его не использовал, а любил говорить, что не каждый день зубы чистит. Брился он тоже не каждый день. И если пару дней не чистить зубы нашей пастой, где фтор, то мозг начинает оживать, уже через два дня начинает здраво мыслить. А рекламу надо меньше смотреть. Потом Гусейн говорил про агентов КГБ, внедренных в православии и кришнаитах. Видуру он точно знал, он говорил, что видел документы, где Видура был в форме, у него было звание, а по фамилии Владимир Девяткин. Вовчик по-нашему, Вован.

Далее разговор коснулся Кастанеды. Всем известно, что Карлос во сне искал не руки, а свои гениталии по совету Дона. В конце же скатился до похотливого извращенца, не имея возможности справиться с разрушительной энергией кундалини.

- Мне понравилось, как  у карлуши – отправились типа в мир божьих коровок! Представляешь?!! Это не хлюпики, однако, духовное блаженство им не доступно.

 Тольтекам не доступен  источник, сам нектар! Здесь в сено не втыкаются вилы, а рыба проходит сквозь сеть. Хотел бы ты стать божьей коровкой?

Этих мистиков не пускают в большинство миров из-за негативной разрушительной энергии, с которой якшаются. Летают, там, плавают, но по их пути лучше вообще не идти - растопчут по дороге и мокрого места не останется, так как защиты нет. Некоторые, наиболее упертые, типа Дона Хуана…

- Кого, «хуана»?!- Леша смеялся. Эти «хуаны», летают накурившись марихуаны.

Гусейн продолжал: «Наиболее упертые достигают шестые врата, но перейти их не просто. У таких практиков наступает полное равнодушие к самому себе, абсолютное и они зависают, где-нибудь в темных мирах до поры до времени, но в конце погибают. Кришнаиты тоже беззащитны в этом отношении. Сможешь ли ты принять как есть…

- Гусейн. Я сон видел на днях.  Как будто бы лечу в пространстве.

Гусейн показал руками, как можно управлять рычагами полета. И Женя сам еще более удивился, ведь у него действительно были рычаги, как будто встроенные или же были продолжением его, с помощью которых, нажимая, можно было изменять направление полета. Более всего удивило, что Гусейн хорошо знает эту тему.

- Только я не справился, - продолжал Женя, - я набирал скорость и пролетал над каким-то черным полукруглым мостом, как в детских конструкторах, и не рассчитал, ударился,  и меня стало заносить вверх по инерции, ноги стали подниматься, я висел в воздухе. Как самолет, - Гусейн улыбался. – Гусейн, что это?

- А я помню такой сон, - начал Гусейн, - как я стою на Беговой на кухне и готовлю сабджи, рис. И вдруг я увидел, что стою в сапогах и менеджер как раз открывает дверь кухни и, - а это же кошмар, - и начал просыпаться. И куда-то все подевались вдруг. Но снова сосредоточился и назад в сон на кухню. Снова стою и смеюсь, а сапоги – сапогами! Главное не вестись.

Женю снова поразил рассказ Гусейна. У него такой высокий уровень, что может возвращаться обратно в сон, более того, на то же самое место и изменять то, что можно! Кто на это способен? А на кухне Женя вспомнил, как Кана-Кангади требовал носить только тапочки.  Женя первое время, когда «служил» на кухне помощником повара в Сухаревском «храме» и носил туфли, за что его не всегда  пускали, строго выговаривая.  А на «Беговой» – еще выше стандарты!

Время было уже около двенадцати. По телевизору шел клип «Агаты Кристи» - «Два корабля», Глеб Самойлов плавал, сальтируя под водой.

- Больше ничего не надо, только эта песня, - подчеркнул философски Гусейн. Хочешь ли ты изменить этот мир. Для Кости, Володьки он проповедовал на соответствующем уровне. С Вадинатхом он общался совсем на другие темы. Может быть.

Володька был на кого-то рассержен и негодовал весь вечер. Ругал какого-то парня, на что Гусейн заметил – если ты так настроен, то всю энергию своего здоровья ты сейчас отдашь этому парню. Володька не унимался, однако принял во внимание совет Гусейна.

Стрелка часов минула полночь. Гусейн лежал на диванчике в джинсах и майке, Костя на кровати, Володька сидел на кресле рядом с Женей. Стас, приехавший на новенькой «Шестерке», смеялся о чем-то с Кириллом, своим друганом. Они играли в шахматы. Костя встал с кровати и подошел к телевизору, достал сигарету и закурил со словами: «Бросай курить вставай на лыжи!» - пропев сие изречение с серьезным видом, он переключил канал. Шел эротический фильм с откровенными сценами, которые исходили одна за другой с еще более откровенными продолжениями. Оставив фильм, Костя с внимательным, но слегка равнодушным видом отошел на свое законное место – лег на кровать. Стас и Кирилл перестали играть. В комнате воцарилась тишина, только дым сигарет медленно затуманивал экран. Гусейн на диване даже не шелохнулся, он вполне контролировал все что нужно и если нужно,  погруженный в себя. Это было его нормальное состояние. Володька обрадовался и с предвкушением следил за развитием событий. Женя сидел и не знал, стоит ли смотреть или нет. Он был расстроенный и уставший, в голове крутилась белиберда.

Гусейн начал объяснять Жене: «Практик никогда не теряет зря своего семени, оно поднимается вверх в виде энергии и здоровья. С помощью практики, называемой целибат, он всегда не привязан к чему бы то ни было особенно к мирским наслаждениям, всегда решителен в выборе пути сердца и раскрывает все другие связи, к чему бы они ни вели. Он всегда свободен в выборе и ему нет необходимости следовать или не следовать тем или иным инструкциям. Он всегда сам выбирает пути и инструкции, но если инструкции сами решают сделать за тебя выбор, то надо считать, что это выгодно и легче им следовать, чем терять силы на разработку плана. Надо  строить  себя в соответствии с желаниями новизны, гармонии и совершенства, в соответствии с обликом, поведением окружающих и с одобрения внутреннего убеждения. В соответствии с глубиной собственной природы. Никогда не сделать  что-то, что отнимет время, ослабит, приведет к гибели или противоречию собственных установленных правил, которые вправе сам изменять в соответствии со временем, местом и обстоятельствами. Необходимо совершенство и разнообразие в своем выборе, не задерживаться в тех местах, где приходиться разламываться на куски и всегда поступать  в согласии с чувствами. Вообще Гусейн – ходячая библиотека и ничто не способно сбить его с толку. Он всегда получает удовольствие от тех условий, в которых находиться. Так устроен его ум: он спокоен, когда надо - сосредоточен (если время поджимает), короче, напоминает воду по своим качествам. Текуч, безмятежен и в то же самое время способен исправиться и затвердевать до камня. Может быть гибким, серьезным, улыбчивым, откровенным, скрытым, честным и не раскрывать до поры свои карты, может обмануть с пользой для обманутого. Может  быть грозным как молния, у него гнев ужасен, он сметает все на своем пути, он всегда доброжелателен и не находиться под влиянием страсти, добродетели и невежества. Он чувствует, как огонь горит внутри и согревает. Этот огонь распространяется на все его дела. Он никогда не сделает ничего такого, чтобы остудило этот огонь или замедлило пламя. Он – тлеющий огонь, подбрасывающий в огонь столько дров, чтобы они могла сгореть. Гусейн говорит, что в любых ситуациях нужно быть таким. И тогда будешь всегда в курсе событий.

- В своем страхе я не знаю равных, - начал Женя.

- А что ты хочешь?..- спросил Гусейн.

-…

- Я жду ответа.

- Умереть красиво.

- Ты мог умереть, если б знал, за что умирать.- Гусейн покачал головой…

Женя направился спать по расположению звезд.

В комнате тишина, только слышен телевизор. Костя смотрит одним глазом, Володька двумя, Гусейн равнодушно, Леша, только приехавший, сквернословит и смеется - они уже прожженные волки и в этом отношении ничто не способно удивить их. Но только это не так. 

Женя не снимая джинсы Кости из «храма», которые он, наконец, пожертвовал, лег на кровать. За окном падал снег. Черные джинсы были новые, однако на заднем месте красовалось пятно от бензина или солярки, которое не отмывалось, хотя негде их было даже постирать. Да и мыться приходилось только в «храме», а там, в душевой только холодная вода, да нападки Хари Киртана, неотесанного верзилы, инициированного «ученика» Индрадьюмны свамизавра. Харя Киртан был груб, необразован, жесток до крайности и труслив одновременно, что не мешало, а наоборот где-то помогало в его служении в виде охранника. Это был серьезный удар по его непомерной гордыни. Поэтому он любил самоутверждаться на всех, кто попадет к нему в потные руки. Женя же страдал больше не от него, а от невозможности содержать себя в чистоте. На улице была зима, пусть не такая холодная, если привыкнуть, так что джинсы снимать даже не приходилось. Женя так и спал в джинсах, не снимая их неделями. Анирвина как-то увидел Женю в «алтарной».  Выпучив глаза, он удивленно сказал: «Тебе надо помыться!». Женя же не ощущал особой грязи, но как-то сидя в кресле возле дивана, где лежал в грязных джинсах Гусейн, немытый неизвестно, сколько времени, сильно стал расчесывать кожу на спине, такой сильный был зуд, на что Гусейн заметил: «При расчесывании шакти (сила – прим. авт.) уходит». Потом он начал рассказывать, что спать может намеренно, не выключая радио, оно тихо говорило всю ночь, это было старое радио Костиной бабушки. Гусейн сказал, что без радио спать в такой тамогуне невозможно. Женя же настолько пропах сигаретным дымом, особенно его синий шарф, который он носил на шее, укрываясь от московских морозов. Даже однажды испытал страх, когда оставил шарф на вешалке в вагончике фудфолайфа. Шад Госвами замечал, запах никотина или не замечал, а может, умалчивал или ждал подходящего случая, чтобы спросить о происхождении этого запаха. Он спросил как-то Женю – читает ли он джапу, на что Женя ответил так – невразумительно потряс головой, что даже ему было не понятно. «Ты читаешь шестнадцать кругов?!…» Володька, веселый парень, очень уважал Женину преданность другу Гусейну. Хотя они и не разговаривали, а только здоровались и улыбались при встрече или в автобусе, когда поутру ехали каждый по своим делам. Не разговаривали, но не потому, что у них была неприязнь, а не было просто общей темы для разговора, и каждый это понимал.

- «Хорошо, хоть койка есть, а спать можно и в джинсах». – За окном все время падал снег, тускнели фонари, играя бликами, от чего снег переливался как драгоценности, однако эта драгоценность становилась обычной водой.

- Я сам сначала от этой скверны страдал, ничего не поделаешь – так проверяют, как мы себя проявим в этих ситуациях. Помню, как спать ложился, еле осознаешь, что происходит, а сам я пьян, но я помню свой пост… до одурения, - Гусейн смеялся:

- И опять не усну. – Ладно, пора спать - в кровать.

Сон. «Странный город, до боли знакомый. Я пьян, но я слышу дождь. Где-то в Москве Костин дом, только это почему-то скорее квартира в хрущевском пятиэтажном микрорайоне, чем сарай на Колхозной. Костя, Володька и Гусейн решили избавиться от Жени, который ходит по вечерним улицам и спасается от них. «Как же Гусейн мог так поступить? Однако, он мне ничего не обещал. Это его право. Что мне теперь делать, куда идти? Но хорошо еще, что я им не попал в лапы, хоть это успокаивает и пока я в лучшем положении. Но все равно безнадежно. Запросто можно пропасть без вести. На этих улицах я ничего и никого не знаю. Без каких-либо прав или обязанностей. Солнца нет и даже света нет, а есть какие-то серость и туманность, незнакомые дороги, дома. Ни растительности хорошей, так себе, обывательский темный мир. Делают все в расчете, как бы, главное не перетрудиться, а там хоть трава не расти. Пьянки, гулянки. Дома, квартирные окна, двери, мусор. Эти странные люди даже дверь не откроют, чтобы помочь. Они друг друга сами-то ненавидят. Дома, дома, а толку от них нет. Только место занимают, да атмосферу портят. Но все-таки где-то я видел это место. Все так неприятно. Неприятное воспоминание. Такое ощущение, как будто тебя кто-то душит. И даже о светлом  что-то не вспоминается, с чего бы это. Забыл все, только животное чувство: куда бы спрятаться, куда пойти, где искать, а самое главное то, что найти здесь ничего нельзя и даже пытаться не надо.  Я попал в какой-то не такой круг. Такие омерзительные сны всегда повторяются, они как репей, от них трудно избавиться, они такие длинные, иногда назло с продолжением. Иногда они соединяются, и ты уже знаешь что, где, когда.  Но от этого не становиться легче. Этот сон порабощает тебя своим впечатлением безысходности, душа ноет, разрывается, плачет. В основном это бездуховность, беспросветная тьма, убожество, а может это детское впечатление, неопределенность и беззащитность. Гусейн говорил, что от этой напасти можно избавиться после трех утренних православных служб, с причастием, которое очищает человека от  мистических сил. Причастие – это единственное средство очистится и духовно выздороветь. Про распятие Гусейн говорил, что хорошо, что этот символ взяли сами христиане, лишив, таким образом, могучей силы всю свору рыломордых. Ведь они ликовали, когда распяли Христа. Масоны, любители символов, считают христиан своими первыми и злейшими врагами. Случайно ли?

Вдруг появляются Костя, Леша и с ними Гусейн зовёт: "В дорогу!". Они пытаются поймать, окружить. Надо сваливать поскорей. Кусты, сквозь которые продираешься, больно ранят, но тебе – главное бежать и без оглядки, а это не просто, ведь нужно еще и ориентироваться, куда бежать. Все мысли занимают доли секунды, и только слышишь свое дыхание, да как ветер отзывается в ушах и странный стук, может сердца, а может стук в дверь. А бежишь очень быстро, а они еще и кричат: «Быстрее, вот он, хватай, скорей!» только и замечаешь, как работаешь руками и ногами, да упираешься в асфальт. Только пятки сверкают. Опасность. Потом сон сменился. Какя-то местность, частный дом. Люди неприятные, но ты их знаешь. Дом низкий, темный, старый. Рукомойник с раковиной весь в грязи. Стены, потемневшие со временем. Улица.  Калитку закрываешь и идешь вверх. В мыслях почему-то лагман – такая гадость, скверна. А что-то говорит, что главное в жизни – еда. И это что-то тут же самоутверждает это соглашаясь за тебя. Тьма беспросветная.  Цель в жизни – животный голод, который нужно удовлетворить. Такая мерзость. Но другого нет ничего. Ничего. И опять этот вечер и ветер, и эта луна...»

Утро. Будильник звонит больно по нервам. В комнате темно. Старый обогреватель создает тепло. Гусейн поставил на него свои сапоги, Женя свои поставил вниз, он не хотел снимать сапоги друга. Гусейн не спал, он зашел в комнату из другой, Костиной. Женя одевался.

- Эти сапоги тебе дали на Сухарево? – удивленно спросил Гусейн, - так они же мокрые. На мои, одевай. Я сегодня не выхожу на улицу.

Сухаревские сапоги Жене выдал патологоанатом Николай Петрович, служивший на «храмовском» складе завхозом, он выдавал зубные щетки, бритвенные станки и прочую мелочь: как порошок «Миф» раз в неделю на комнату, носки и ботинки санкиртаназаврикам, тапочки – работникам кухни. Иногда на складе возникали очереди, и бхактазавры рылись в белье, как будто это был магазин секонд хенда. Николай Петрович раньше работал в морге, в кармической жизни. Теперь его занесло в сухаревский «храм».

Предчувствуя зиму, бхактазавры волновались и поэтому запасались ботинками, куртками и штанами. Селеванов подарил Жене зеленую куртку с капюшоном, которую сам носил в прошлом году. Сапоги Женя нашел в одном из корпусов, но они были ему малы и гвозди в подошве больно впивались в ногу. Поэтому их он принес Николаю Петровичу  и обменял на новые. Правда, левый сапог был размером 42, а правый 43, а может наоборот, но ничего, со стороны было незаметно. Самое главное – сапоги были теплые и не промокали.  Да и Николай Петрович так просто ничего не выдавал. Только с разрешения Дхармы Бхаваны, а Дхарма всегда находил способ придраться. Носки были самым дефицитным товаром наряду с тапочками.

Снова за окнами белый день. Женя надел сапоги Гусейна, которые тот купил за 120 тысяч на китайском базаре с денег, занятых у Жени. Цена не соответствовала качеству, а «качеством» сапоги не отличались.  Сапоги с Сухарево Гусейн поставил на обогреватель, который, казалось, изрыгал электрическое пламя как «змей – горыныч». Огненные трубы были почти на открытом пространстве. Взяв сумку для продуктов (Женя нашел ее на фудфолайфе, раньше она принадлежала Тривени), он вышел из комнаты, снял куртку с вешалки и направился на кухню, попрощавшись с Гусейном.

На полу стоял мешок и кастрюля для мусора возле печки, она была уже старая и не использовалась. Стоит таз, горит газ. Газовая плита была еще холодная. Женя открыл холодильник, достал томатную пасту, в одиночестве стоявшую банку на второй полке, отрезал белого хлеба. Получившийся бутерброд уже собирался положить в рот, как зашел Костя. Он поутру хотел чего-нибудь перекусить. Он удивленно и, как показалось Жене, недобро открыл глаза при виде как жилец - фудфолайфщик, который не платит, да еще поедает последний бутерброд. Ничего, не сказав, Костя поставил чайник с водой Гусейна на плиту. Женя поскорей выскочил из кухни и направился на автобусную остановку. Дорога неровно замерзла льдом, и поэтому трудно было быстро идти. Вдруг на сером дорожном полотне он увидел настоящую драгоценность.  Это была позолоченная зажигалка «marlboro», совсем новая и исправная. Подняв ее с земли, Женя в хорошем настроении побежал до самого поворота на лыткаринский клуб. Как всегда, автобус пришлось ждать, но он скоро подъехал. Люди вышли, люди вошли. Контрозавр начал свое шествие с первой двери, где находится место водителя.

 – Попрошу билеты на контроль! - какие страшные звуки издает кондуктозавр.

 Обычно  контрозавр, чтобы проверить пассажиров на наличие билета,  в такой толпе двигалась целую остановку или до первой остановки. Когда она уже почти достигала Жени, он выходил в открывшиеся двери и быстро заходил в средние, где все ехали с билетами и проверенные. На второй остановке обычно заходило много народу, и контролер искала новичков.  До Москвы приходилось ехать минут сорок.

Автобус остановился на Кузьминках, но двери открывать не стал, а чуть подождал, и когда они с шипением раскрылись, то в салон ворвались четверо контрозавров, по два на выход. Женя заволновался и пошел в переднюю дверь, и, улучив момент, быстро выскочил, показывая злобному контрозавру свою красную корочку с золочеными буквами «удостоверение». Парень внимательно смотрел, как оно удалялось, посмотрел на то, как одет владелец красной книжки и скомандовал: «Стой!». Женя остановился. Бежать было бесполезно. Это грозило, привлечением  к себе лишнего  внимания  ментозавров, которые  слонялись  по всей  округе.

- Что это у тебя?!

- …

- А? Плати штраф или «удостоверение» у нас остается. Потом заберешь в Люберецком парке, когда штраф заплатишь.

Женя пошел к метро. «Удостоверение» подписывал Данил Шкловский, директор кафе «харя кришны» в Алма-Ате. Сварупа посоветовал Жене купить корочку для всякого случая, когда она может пригодиться, в конце концов, можно поплакаться, что мы кормим бабушек и т. д. Женя пошел и купил обложку к «удостоверению», на что Сварупа сказал: «Ты не то купил, - он улыбнулся, - это обложка и пусть тут написано «удостоверение». Здесь нет полосок, на которых следует писать имя, фамилию и т. д., кроме того, нет места печати, так что иди и обменяй на другое «удостоверение» с полосками». Женя пошел снова и обменял у старушки в киоске на остановке Дзержинского другую корочку, а потом Данил поставил свою печать кафе. Не это ли пресловутая печать антихриста? Вот, блин, влип... А Сварупа, первый повар кафе, улыбаясь своим глазом прорекнул: «Вот теперь у тебя есть «удостоверение» и тебе оно пригодится». Где ж теперь одноглазый Сварупа? Когда тракторами сравняли с землей кришназаврский поселок у озера Селекция, то Сварупа чухнул в неизвестном направлении вместе со своей верной женой Гауранги. Да уж, корочка пригодилась, а слава о кафе «харя кришны», где эмблемой служил улыбающийся своей харезаврой джаганнатх с одним зубом, расширилась до автопарка Люберцы, где полно  улыбающихся алказавров. Атас!

Как не был привязан фудфолайфщик к своему «удостоверению», с ним пришлось расстаться без надежды встретиться вновь. В то время царила суматоха. Люди ходили туда и сюда. Строгий контрозавр стояла возле турникета у входа в метро и проверяла проездные билеты. Пройти сквозь турникет было опасно, а проскочить мимо смотрительницы было еще опасней, и поэтому Женя подошел к ней и сказал: «Пропусти Христа ради!» и перекрестился. Женщина услышала гром среди ясного неба, она уже привыкла к всякого рода беспризорникам, но такого не видела. Контролер остолбенела, Женя быстро пошел к эскалатору, поехал вниз.

На Беговой Шад медитировал о том, как Женя далеко ездит и тратит немало времени на дорогу, поэтому при первой же встрече сказал ему: «Тебе надо найти жилье поближе. Поезжай в «Рабочий поселок», сейчас как выйдешь, сядь на электричку и в двадцать минут будешь там». Это было прямое указание. Женя поехал.

 В электричке было холодно. Это были самые холодные дни. Кутаясь глубже в куртку, Женя вышел в рабочем поселке. Дорога шла вниз. Белый снег, серый лед,
на растрескавшейся земле. «Спросишь, где тут можно снять комнату!» - шумел голос Шада в голове. «Где же в этой глуши можно снять комнату?»

- Где тут снимают комнаты? – спросил он у первого попавшегося мужика в телогрейке. Что-то, прорычав в ответ, мужик махнул рукой и, Женя, пошел в ту сторону. Собачий холод. Ветер двадцать метров в секунду ночью и днем. Жильцы сидят все по домам. Собаки на морозе лают. Псков.

Так прошло три дня. Женя ходил по дорогам поселка, искал людей, проходил мимо магазина, откуда входили с водкой истерзанные трудом мужики или дети с буханкой хлеба. Женя зашел в магазин погреется. Он ничего не купил, только ждал время, когда придет электричка, которая спасла бы от холода на станции, где негде было укрыться. Это зима, это декабрь. Ночь будет холодной…

 

Падма Мукхья вышла с фудфолайфа и направилась на станцию «Киевская», где в магазине «Керимов» ей обещали помочь с одеждой, то есть пожертвовать на нужды фудфолайфа. Она сегодня как всегда встала рано, прочитала джапу, накормила детей (они пошли в школу местного бхактазавра Гиридхари, организовавшего образование детей кришназавров), а сама отправилась по делам.

Магазин «Керимов» торговал кожаными изделиями, высокого качества дубленками и мехами. Директор магазина по фамилии Гущин был рад поговорить с женщиной приятной наружности, говорящей так скромно и так сладко на тему милосердия, помощи, благотворительности со стороны бхактазавров. Она рассказывала о программах бесплатной раздачи пищи в Чечне,  делом молодых, где погиб волонтер фудфолайфа Андрей Савицкий.

-Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется.., - Господин Гущин, напевая себе, раскрыл блокнот, где у него шел перечень товаров, с которых он получал сверхприбыль. Внесенные в колонку «Благотворительность», за которую магазин платил на небольшое количество меньше налогов, а в общем плане выходило прилично – это лицо фирмы и участие в общественных программах и т.д., где возможно было черпать неограниченные и перспективные источники будущих доходов. Связи решают все. Гущин составил список и передал все секретарше, с которой Падма Мукхья направилась в отдел сбыта. Улыбчивая фудфолафщица покоряла всех и каждого. Из отдела сбыта вышло уже четыре человека и все пошли на склад, располагавшийся в подсобных помещениях, коих было несколько. Собрав товары, Падма Мукхью посадили в принадлежавший магазину микроавтобус и отправили до места назначения.

Тривени решила съездить в «Охотный ряд», где почти под носом у Кремля находилась Ассоциация Торговых Агентств. В руках у Тривени было два огромных торта без яиц, которые успешно пек Нара-дас в соседнем вагончике.

- Куда вы, гражданка? – спросил ее на входе охранник.

- Сам догадаешься или тебе помочь?

- О! – охранник опешил. Он не часто слышал такой ответ, но было поздно, Тривени быстрым шагом достигла лестницы – двигалась дальше. Она нюхом чувствовала, где здесь начальник. Ударом ноги она открыла нужную ей дверь и по интересному стечению обстоятельств, директор был уже знаком ей, положила торт на стол, и мило улюлюкая на необоснованные протесты, сказала так, что директор вздрогнул и отодвинулся в кресле.  «Жертвуй! – Тривени ударила по столу своим кулаком – Иначе в аду гореть будешь! Кришнаитский ад самый страшный!»

Директор затрясся и сделал все необходимые распоряжения через секретаршу по телефону к великой радости Тривени, которой директор самолично дал 100.000.

При выходе из директорского кабинета, Тривени «загнала» второй торт секретарше за 25000. Она была мастером продавать торты и торговаться вообще, перед ее горящими глазами не смог бы устоять сам президент. Ее не заботило, где она живет, что вокруг нее – все, что ее заботило – результат, больше ничего. «Я вас до нитки оберу, голодранец!» - сказала она на выходе охраннику, собравшемуся ей чем-то помешать. Если к дверям не подходят ключи, вышиби двери плечом.

Нихсима заходил в коммерческие организации, торговавшие и скупавшие товары народного потребления.

- Здравствуйте, я из всемирной организации «Фудфолайф!» - начинал Нихсима, он был мастером с подобными эпитетами. По природе очень честный, он создавал вокруг себя атмосферу, да такую, что ему верили самые прожженные торгаши.

- Мы живем по законам духовного общества: вегетарианство, отказ от алкоголя, не злоупотребляем табаком, одним словом – нам можно доверять, потому что мы люди принципиальные, т.е. придерживаемся религиозных принципов: без аморального поведения и т. д.

- «Знаю я этих крышаедов!» - подумала секретарша, но вслух сказала – «Молодцы!» Директор же млел от слов Нихсимы, который, приняв театральную позу, решил прочитать собственное стихотворение.

 

Фудфолайф - наша жизнь

Мы все вместе как один

Воплотим мечту в жизнь,

Как накормить весь мир!

 

С утра и до ночи готовим

Из вегетарианских продуктов пир,

Где нет места ни мясу, ни яйцам-

Мы хотим накормить весь мир!

 

В нашей жизни отсутствует лень,

Ради вас покорили б Памир.

Мы готовим без устали  весь день

Чтобы накормить весь мир!

 

И мы накормим весь мир с Вашей помощью!

От такого стиха у Нихсимы у самого заклокотало в животе под аккомпанимент. Время близилось к обеду.

Шад Госвами решил тоже навестить своих старых знакомых из корпорации «ЛУКОЙЛ». Как всегда Шад Госвами любил проходить через главный вход «ЛУКОЙЛа». Охрана его пропустила.

Заместитель директора Фудфолайфа, главный координатор «миссии» поднялся на третий этаж, где находился кабинет Комарова Сергея Васильевича, ответственного по связям с общественностью. На двери висела соответствующая табличка. С решительным движением Шад открыл дверь и, не стучась, вошел, как хозяин к себе домой.  Сергей Васильевич разговаривал по телефону, однако, заметив знакомого кришнаита, открыл сначала рот, а потом, расширив глаза и, набрав воздуха в легкие, закричал: «Что? Где? Когда? Почему? Каким образом? И вообще! Расскажите мне, что происходит...»

Шад стоял трансцендентным образом, беспристрастно взирая на Сергея Васильевича, который бегал вокруг него, размахивая руками. «Ты не тело!» - сказал Шад Госвами, на что получил ответ: «Все, хватит! Сколько можно! Забирай все: шторы, вот этот стол, можешь забрать диван, лампу, секретаршу! Может, и меня ты возьмешь в свои кришнаиты??!

Шад спокойно подошел к столу, осмотрел его. Потом взял телефонную трубку и вызвал фудфолайфщиков.  Начал медленно снимать шторы. Сергей Васильевич смотрел на все это ошарашено. Появились Костя и Селеванов, затем Нара – да, который начал руководить погрузочными работами.

Селеванов и Костя вынесли стол, диван, телевизор вместе с видиком. Нара – да скрутил пушистый коврик и, взяв его под мышку, вышел. Шад с лампой и шторами в руках на выходе сказал: «А за вами мы в следующий раз приедем. Харе кришна!»

Сергей Васильевич оставался сидеть на своем стуле в пустой комнате. Как вдруг зашел Нара – да. Он учтиво попросил, подойдя к Сергею Васильевичу, встать со стула и, взяв его в руки, направился к выходу, по пути прихватив часы в виде капельки нефти, висевшие на стене. «Благодарим за пожертвование! В следующей жизни вы не родитесь на Земле, а будете жить в духовном мире, где нет скорби!»

- Да вы просто грабители, бандиты!

Женя зашел на Беговую, в вагончик ФФЛ. Повесив  пальто на гвозде, шарф в рукаве, и перчатки в карманах… да, перчаток  нет, руки мерзнут, а шарф основательно, провонял табачным дымом. «На этой хате, где дым стоит столбом, можно насквозь провоняться!» - подумал Женя. Вкусив прасада, он увидел Шада, повторявшего джапу. Лысая голова заместителя председателя фудфолайфа блестела, отражая свет лампы.

- Ну, как дела?

- Да, все хорошо…

- Удалось снять комнату?

- Нет.

- Тогда дуй на санкиртану. Сейчас начался марафон Ш. Прабхупады.

Женя, взяв книги, пошел на улицу. Санкиртаной называлась продажа книг по философии «сознания кришназавра».

Приехала Падма Мукхья. Ей пожертвовали 10 коробок детского чая с динозаврами на обложке коробки. Кришна дас, сын Падмы, помогал ей выгружать коробки в кладовую ФФЛ. Каждому фудфолайфщику досталось по полторы коробки чая, так захотела сама Падма. В коробке было 100 пачек.  

Женя поехал на станцию Фили. В сумке у него были маленькие книжки, брошюры, которые никто не хотел брать. Он зашел в один из домов.

- Возьмите книжку, - просил он девчонку, которая вошла вместе с ним в подъезд. Обернувшись, девушка посмотрела ласково и с состраданием на Женю, державшего «Легкое путешествие на другие планеты» и сказала: «Вы попали не туда, однако, я вам пожертвую, так как вы мне нравитесь», - и сунула в руку санкиртаназавру одну тысячу и побежала по ступенькам. Женя посмотрел ей вслед и молча пошел за ней следом. В подъезде лестницы поднимались квадратом слева направо. Хлопнула дверь – это девушка зашла домой. Поднявшись на верхний этаж, Женя позвонил в дверь более или менее приличную. Ничего кроме тишины. Женя позвонил в следующую дверь, за ней залаяла собака.

- Кто там?

- Книги по философии!

Дверь открылась, гавкающая собака вырвалась на площадку, Женя подскочил и ринулся к лестнице, которая поднималась на чердак, поднялся на три ступеньки.

- Тузик, ну-ка негодник. Да вы не пугайтесь, он не кусается. – Женщина в халате позвала черного пуделя, аккуратно подстриженного, особенно хвост – крутая шишечка болталась сверху туда-сюда. Женя подошел и показал книжки. Женщина посмотрела, полистав. Ей книги не понравились.

- И сколько стоят?

- Тысячу. Это пожертвование.

Женщина дала пять тысяч, но книги брать отказалась. Женя поблагодарил и пошел дальше. Двери были старые и некрасивые.

- Кто?

- Книги по философии. -  Дверь открыл мужчина очень мрачного вида, не смотря на молодой возраст. Видно он давно не выходил на улицу. Он посмотрел недоброжелательно. Женя протянул «шри ишопанишад» и «жизнь происходит в жизни».

-Мне не нужны твои книги, а денег нет…

- Сколько стоит?

- Тысячу. Пожертвование!

- На домики для бездомных поросят? Деньги все пропили.

- Бери бесплатно.

Дверь закрылась. Мужчина был явно нетрезв.

Время есть. Но время шло медленно. Люди жили каждый в своей квартире, и им было по барабану. «Вот бы запретили водку на уровне президента. Вот было бы здорово!» - Думал Женя, представляя, что жизнь сразу улучшится, как все эти покинутые люди танцуют и поют и радуются все вместе. И вдохновившись этой идеей, Женя пошел в следующий подъезд. Женя вспомнил, как с Авадхутой в Алма-Ате собирали пожертвования. По примеру Авадхуты он решил подниматься на верхний этаж и, обходя квартиры, спускаться вниз.

- Кто? Кто там?

- Книги по философии. – Дверь открылась.

- Что нужно? – Дверь открыл грузин Хачикян. Он внимательно смотрел на санкиртаназавра.

- Книги посмотрите. – Хачикян недоуменно смотрел.

- Кто там, Гивиджан? – послышался голос с кавказским акцентом.

- Книги это, Тимурджан.

-  Чего хотят?

- Пожертвования.

- Пожертвования какие-то, что такое пожертвования?

- Деньги дай, Гивиджан!

- Отдай им дэньги и иди скорей, а то постэль холодный.

Грузин дал десять тысяч, санкиртаназавр пытался отдать пять книжек. Дверь закрылась, но грузин книги не стал брать. Женя направился в следующий подъезд.

Первая дверь открылась и из нее высунулась рука, сжимавшая пистолет «Макарова». В подъезде было темно. Потом вылезла голова, посмотревшая по сторонам.

- Че надо?.. и в гости некуда пойти?

- Я книги распространяю, у нас марафон, - Женя показал стопку книг.

- Кто-нибудь есть еще? – спросила голова. В комнатах началось странное движение.

- Да, это книги, блин, дай им денег и пусть идут. – Голова протянула десять долларов, Женя раскрыл рот. – Спасибо! – Дверь закрылась.

На улице начало смеркаться. Город стреляет в ночь дробью огней. Слякоть хлюпала под ногами. Ветер поддувал. Женя хотел сунуть пару книжек в киоск, где ему пожертвовали десять тысяч, но книги не взяли, и направился в метро. Люди в зимних одеяниях и шапках двигались туда-сюда, они все спешили и казались очень занятыми своими делами. Женя думал, куда деть книги, которые люди не брали. С этими мыслями он направлялся к эскалатору в подземелье. Одинокая нищенка с ребенком  просила  милостыню. Женя дал ей 10.000 и книги, которые носил весь день и устал. Нищенка сложила книжки на пол в два ряда и, посадив ребенка на них, нашла, таким образом, применение себе с пользой. Женя, прочитавший вагон романтических книг Ш.Прабхупада, не возражал.

Проезжая в поезде по тоннелям, он смотрел в окно, где мелькали фонари, их, было бесконечное множество. И вдруг его взору открылся удивительный по красоте дворец из драгоценных каменьев. Он сверкал всеми цветами радуги. Дворец стоял в темноте, и это зрелище было поразительным. «Это что за удивительный дворец?», -  подумал Женя. Проезжая мимо, дворец поворачивался, открывая все новые горизонты бриллиантов, изумрудов, рубинов. «Вот это да! И это электрический свет бьет мне в глаза. Что за таинственные видения!» - думал он, как вдруг дворец исчез, и кроме черноты и кабелей метро не было видно ничего.  Женя протер глаза, уж не приснилось ли ему такое? От бесконечных аскез и не такое увидишь,… решил он.

 

На Беговой он встретил Шад Госвами, который предупреждал его, что завтра надо быть на лекции в восемь утра. Женя кивнул. Шад Госвами обнял Женю за плечи и поблагодарил за служение, но Женя думал, что он ни на что не годится по сравнению с акулами фудфолайфа: Падма Мукхьей, Тривени и Нихсимой, он был мелкой сошкой, небольшим дополнением к общей массе фудфолайфщиков.

- Гусейн, я обещал Шаду, что завтра буду на лекции, - сказал Женя, когда Гусейн перестал его ругать. В разное время Гусейн, то ругал Женю, то объяснял что-то, и Женя не мог понять, что будет сегодня. Гусейн видел и знал когда ругать, а когда объяснять. В этот раз он ругал и обдавал Женю табачной отрыжкой. В этот раз Женя привез кассеты Селеванова с Беговой, которые были в пластмассовой коробочке под тип кейса. Гусейн говорил:

- А ты действительно будешь на лекции? В противном случае твои слова не будут иметь силы. Бросаешь слова на ветер.– Гусейн взял кассеты. Там был записан джанмаштами с Вадинатхом. «Он мой враг навек»,- сказал он.

- Вот, я тебе галстук принес, - сказал Женя, протягивая другу зеленый галстук для костюма, зная, что сегодня у Гусейна день рождения.

Гусейн посмотрел на галстук, покрутил в руках и сказал: «Мне не надо, вон Косте подари!» - и вернул галстук Жене, который отдал Косте, а тот молча взял, недовольный. Падма Мукхья принесла целую кучу галстуков разной расцветки, и Женя, а также все остальные фудфолайфщики выбрали себе по вкусу. Еще он возил с Беговой все, что можно было предложить Гусейну и его компании: соки, мороженое, масло, сахар, подпорченные мандарины, прасад от Шада и Кармы даса.

 

Анирвина зашел к Владимиру Владимировичу рассчитаться за телефон, принес 15 тысяч, но Владимира Владимировича не было, вместо него открыл дверь тощий мужичок. 

- А где Владимир Владимирович?

- Он переехал в соседний дом на стыке созвездий. Квартира 52.

Анирвина вышел на улицу и зашел в соседний дом. На четвертом этаже его встретил Селеванов. Однако он не был рад, так как в этот вечер Владимир Владимирович выбросился из окна, прижимая к себе икону Николая Чудотворца неисповедимыми путями, оказавшуюся в одной из его коробок. Он, упав с четвертого этажа, сломал ногу и немного ушибся. По приезду скорой помощи Владимира Владимировича увезли в больницу.  И звезда говорит тебе: «Полетим со мной». Ты делаешь шаг, но она летит вверх, а ты вниз.

 

- Говорили тебе, что эти долбаные книги до добра не доведут! - Анирвина  возмущенно выговаривал Селеванову. Тебя же предупреждали! Раньше я читал книги, а теперь я их жгу.

- А что я не выброшу же их. Шад  Госвами распорядился…

- Шад Госвами, Шад Госвами, придурок твой Шад Госвами!

Миша, который предоставлял ночлег Анирвине, уехал на непродолжительное время, но задержался и Анирвина не знал, приедет Миша вообще или нет. Поэтому он искал место, и вот вернулся…  

 

На следующий день Женя опять вышел на улицу. Он взял коробку чая, подарок Падма Мукхьи, и попробовал его попредлагать. Несмотря на то, что чай был фруктовый, ларечники и разные барыги брали его нехотя. Чай шел туго и Женя быстро выдохся. К вечеру, вспотев и заморившись, распродав десять пачек, Женя вернулся в Лыткарино с шестью пачками чая. На пачке были нарисованы две вишенки, динозаврики и непонятная буква «h», в круге, красного цвета. Вкус имел, как оказалось, приторно – кислый. Гусейн лежал на диване и пытался закурить. Женя открыл пачку чая и поставил на стол. Эта схема проста.

К Леше приехал с Украины младший брат лет тридцати и мамаша, которая уже варила борщец на кухне. Гусейн на чем свет стоит, ругал Лешиного брата, который внимательно слушал иногда возражая. Спал он на полу вместе с мамой, пожилой, здоровой и полной женщиной украинкой. Борщ был из капусты с мясом, самый что ни на есть украинский. Семья приехала на заработки.

Женя взял джапу и, сидя перед телевизором, который смотрел Гусейн, стал перебирать четки. Джапу он повторял про себя, в уме с настроением Дездемоны.   Гусейн посмотрел на него, как на злейшего врага. Женя не мог понять, в чем дело, но внутри понимал. Встав с кресла, он оставил четки на нем. Когда он снова вернулся на место, то обнаружил, что четок нема! А Гусейн лежал, как ни в чем не бывало, сложив руки на груди крестом. Женя обиделся, но вскоре нашел свои четки у себя под подушкой! И простил Гусейна. Гусейн медитировал. Это уже продолжалось два месяца. Женя подумал, может подарить Гусейну зажигалку «marlboro», но передумал, решив, что Гусейну хорошо бы бросить курить вообще. Но Гусейн был необычным человеком: законы природы повиновались ему. Уже давно он не платил Косте, да еще Женя жил в доме под его опекой.

- Гусейн, я не знаю что сказать, если меня спросят, что здесь делаю?

- Ты не знаешь? Скажи, что кормишь меня!

«Трансцентрезвость» – норма жизни! …

- Гусейн, возьми, здесь у меня двадцать пять тысяч есть, - Женя протянул другу деньги, полученные от продажи чая. Гусейн взял с благодарностью. Женя вынул последний чай и поставил на стол. – Будем это пить и заваривать, - сказал он. Гусейн договорился с Костей, чтобы тот не спаивал Женю. Костя предупредил Гусейна, что скоро должна приехать тетя Марина, которой не нравиться, что квартиранты не платят, и попросит всех на улицу. Потом пошли разборки. Кто-то на кого-то жаловался, все пацаны собрались и что-то выясняли. Кто-то сказал Гусейну, чтобы он закрыл дверь, на что Гусейн ответил: «Я что тебе собака?!» Базар унялся, но перед этим Гусейн хотел куда-то идти с кем-то разбираться, даже по-крутому хотел с кем-то расправиться. Гусейна тут побаивались. Володька вдруг сменил тему и стал рассказывать, как алкаши около одного магазина, обычно, когда мало денег, макают хлеб в водку и пьют, таким образом, едят мякину, намоченную спиртягой. «Это их отрубает буквально!» - продолжал Володя. Потом он рассказывал, что однажды напился, перед тем, однако выпил стакан растительного масла, и его долбануло на пути к магазину, так неожиданно, что просто обалдел. Гусейн намочил хлеб по «Володькиному» и съел, сказав при этом: «В жизни надо все попробовать».

- Да, пробирает, - сказал он, объясняя рецепт. Гусейн снова брал рекорды.

Женя читал наспех сбитую брошюру, которую дал ему Лакшман, самоучка – философ тусовавшийся иногда на Беговой, видели его и на Сухарево.  Придерживающийся «свободной» линии, он выступал на Беговой в роли катализатора – прогрессивиста. Те, кто молчал, перестали молчать. Лакшман незаметно давал кришназаврам толчок к прогрессу, через прогрессивную литературу, которую открыто, запрещали или считали  «не особо авторитетной», а то, по словам Лакшмана, кришназавры загибались в кришназаврской майе. Он давал лекции на нама – хате, но Вадинатх запретил ему, Лакшман рассказывал об особо сокровенных лилах. Шикху он не носил, хотя и ходил с наголо выбритым черепом и улыбчивым лицом. Родители его были не бедного десятка, так что Лакшману был дан шанс «свободно» прогрессировать, внимания не обращая на материальную сторону жизни. Или же он действительно был на таком высоком уровне, что материальная сторона устраивалась сама собой, считаясь с его умонастроением.

Брошюра называлась «Путь Вьет Во Дао», т. е. вьетнамский «блин-что-за-путь»...

Вначале шло описание пути. Вьет-во-дао объяснял, что есть и что нужно своему преданному, а преданный шел как всегда не туда. Далее объяснялись различные виды пути и что самый дорогой  преданный Вьет-во-дао, который идет путем «грешника во тьме».

- Гусейн, вот посмотри, - обратился Женя к другу.

Гусейн улыбнулся, лег на диван.

- Я в эти сказки не верю.

- У тебя есть какой-нибудь план действий?- Гусейн внимательно посмотрел.

- План? А какой может быть план?

- Я же тебе сколько раз говорил, что это не романтика! 

Он смотрел телевизор и что-то говорил Леше.

- L G – теперь марка! А куда делась «Apple?»

- Ясное дело, Люфт Ганза купила, - предположил  Гусейн.

- А ты видел рекламу «Хопер Инвест». Вот конкретная программиловка. Из людей зомби делают. Да, это тебе не фунт соли... Это сознание. СОЗНАНИЕ!!! Опасная игрушка.

- Аспирин «Упса», - началось по телевизору.

- Ха-ха!– Смеялся Леша.

Они уже с месяц говорили об одном деле, предложенном Лешей, который разузнал о возможности устроиться на грузовой корабль матросами, и за полгода плавания можно было бы заработать до 800 долларов. Все это обсуждалось на полном серьезе, и Женя спросил о возможности взять и его.

- Ты не сможешь, там аскетировать нужно!

- А что аскетировать, мне не привыкать, - говорил Женя. - «Главное не отстать от Гусейна» - думал он.

Кроме того, Гусейн стал нецензурно ругаться, но это не шло ему. Вот что значит истинный  Вьет-во-дао!

Я знаю, что путь любви – единственный. Дорога должна быть основана на сердце. Сердце. Скорость здесь не нужна. Пока. Это авангард. В России не выжить. Пей, кури, россиянин! Вина-вина? Мы привязаны к страданиям и не знаем, что делать. Боимся отказаться от того, что нас мучает. Дурман, вера в любовь, грязь, смерть, боль, и ничто. Что же взять из плевка в лицо перед всем миром?… Как можно доказать, что ты честный человек? Честь – это Божье, то, что видит только Бог, это разговор с ним, тайна, доверенная Богу. Непередаваемая истина, а иначе можно сглазить, упасть, выставиться вперед с простреленной грудью. С одной стороны эта жизнь не стоит и гроша, а с другой – она самое ценное что есть. Где же ценность жизни? И не ясно, где море, где суша, где золото, а где медь...

 

Женя пришел на Беговую, когда лекция уже кончилась. Шад Госвами ходил счастливый. «Шад Госвами объединил все счастливые лица в своем счастливом лице», – думал Женя. Его румяные щеки были как у русских барышень, только Шад Госвами не пил чай с блюдца, он вообще не пил чай. Но он любил проповедовать...

фудфолайщикам, что последним не нравилось. На Беговой Женю встретил Анирвина, который рассказал о Мише. Он перешел на Миша – катху. Они хорошо ладили, так как Женя проповедовал Гусейн – катху. Теперь Миша открыл Анирвине любовь к Богу. Женя слушал его с некоторым недоверием, считая, что Анирвина на том уровне развития, на котором возможны такие метаморфозы. – «Ему может быть такой порядок мысли дает какую-то отдушину» - думал Женя. Он даже не пытался протестовать, как это случилось бы с кришназаврами, расскажи Анирвина им такой расклад вещей. Женя знал Мишу как непонятного философа, читающего эзотерику.

Потарахтев на Беговой, Анирвина и Женя, отправились к Мише, который вдруг появился, исчезая периодически. Он где-то помогал людям.

Они вышли на станции – метро «Октябрьское поле» и направились по указанному Анирвиной пути. Они шли на улицу маршала Вершинина дом пять, квартира тридцать шесть, если верить часам, она уже рядом...

- Это как лотерея – пять из тридцати шести, - сказал Анирвина. Он последнее время достаточно продвинулся под руководством Миши в «духовных вопросах». Они шли через дворы сереньких хрущевских пятиэтажек, и зашли в угловой подъезд. На третьем этаже Анирвина позвонил в среднюю дверь, обитую старенькой дерматиновой оплеткой. Дверь открылась. Миша последний раз встречался с Женей на Беговой. Тогда последний пнул Анирвину по заднице, увидев, как Анирвина откровенно шестерит компанию, в которой главным был Миша.  Петя и Нарадев вкушали в местном кафе «Бесценные дары». Был и еще один случай. Это было на программе. Тогда кришназавры  устраивали киртан и спектакль на вайшназаврские темы в Измайлово, а может еще где-то. Миша дал Жене какую-то палочку, которая, по словам Миши, была целебной, и что ее нужно было положить в рот. Это оказалась солодка, и Женя решил бросить палочку в чай при случае. Миша действительно удивился такому разумному поведению со стороны Жени и стал делиться с ним своими откровениями.

Квартира Миши представляла собой большую комнату и кухню. Все  сидели в зале и обсуждали какой-то вопрос.

- Кот и лиса это лжегуру.

- Они привели Анирвину на поле чудес в стране дураков – Ха-ха! – смеялся Петя. Он жил последнее время у Миши.

- А причем здесь Анирвина? – спросил Нарадев, очкастый кришназавр, похожий на гуся.

- Не гони гусей, Нарадев! Эти кришнаиты живут все в каких-то байках, сами выдумывают-сами продают. Вы же капаете на поверхности, а лопата ржавеет без дела. 

- Я хочу идти дальше, но я сбит с ног дождем.

- Дождь для нас.

- Ну, так Анирвина из дерева, да и по рифме подходит, - сказал Петя. У него было хорошее настроение.

- Золотой ключик – духовное знание, - сказал Анирвина, - а Тартилла – принцип медленно, но верно.

- А помните, в фильме, когда уже дверь отворили – были огромные шестеренки. Шесть – шестерить – значит быть слугой. Шесть – духовное число – вмешался Миша. Он тряс своей бородой и был похож на проходимца. На кухне жил Шьям – тоже кришназавр с непонятными взглядами. Он все время вмешивался в разговор. У Шьяма была своя тактика.

-Мы забыли про боль - перекатная голь.- Петя пытался пытался продвинуть свое откровение про царя Вену из веселых историй ералаша шримад-бхагаватам.

Женя вспомнил про Гусейна.

 

- Гусейн, я сегодня такое видел! – сообщил Женя другу, - такая катха!

Женя рассказал о беседах у Миши.

- Да, это крутая катха, настоящая, - подтвердил Гусейн.

- Гусейн, мы странны, нас узнать можно с первого взгляда. Мы с тобой одной крови!

- Да что ты говоришь?! Я – с тобой? – угрожающе спросил Гусейн.

- Ну, у тебя голубая, у меня коричневая, - сказал Женя, опустив глаза, думая, что снова попал впросак.

- Как грудь нациста? – Гусейн спас положение, пошутив в своем духе.

Женя пришел в себя и немного обрадовался. «Конечно, Гусейн продвинутый во всех вопросах», - думал он.

Женя записывал высказывания Гусейна в общую тетрадь, где на обложке еще только по приезду на Сухарево он нарисовал ручкой Шрилу Прабхупада, который смотрел своим «трансцендентным» взглядом. Эта картинка была в брошюре о Вамшидасе бабаджизавре. Эта тетрадь несла в себе дух Сухарево. Однажды там видели летающую тарелку. Она прилетела на фестиваль поздравить всех кришназавров, а может – инопланетная разведка для контакта с масонами?

- Что касается меня, то женщина для меня – смерть, - говорил тост Гусейн. Но не пил, а насчет сигарет сказал, что хватит! Этим он вдохновил Женю, который больше не видел, чтобы Гусейн брал в рот сигарету.

Так или иначе приходят соседи и вскоре приехала тетка Марина. Пробивная тетя, похожая на товароведа в смехе и в слезах, и в пульсации вен, кем, наверное, и была. Начались «чистки» тети Марины. Пострадали все, кто не платил. Однако Гусейна нельзя было просто в чем-то обвинить. Он был  тем, кто спасен.

 

В один вечер Марина вызвала Гусейна на кухню.

- Гусейн, я тебе уже намекала, что тебе пора. Самое главное в нашем деле это место. Здесь твое место становится еще более временным. – Беседа велась на особо высоких тонах – частотах человеческого осознания, так что Женя дивился проницательности тети к Гусейну, который ей объяснял русско-азербайджанский путь с востока на запад. Но Гусейна предали его дружки и сделали донос. Это выражалось в том, как отзывались о Гусейне друзья, особенно Костя в своей характеристике, которая бы помогла столкнуть Гусейна  на тонкий лед. В волчьей стае пожирают крайнего, чтобы занять его место. Друзья один за одним превратились в машины.

- Вот, вдарился в какую-то херню. Какого-то кришну! Здоровый, сильный парень. Красивый. Женись, найди работу, зарабатывай себе на жизнь! – Гусейн же в ответ только смеялся. Марина дала Гусейну время.

- Женя, а тебя, чтобы духу не было!!!

 

Это был вечер. Гусейн был в хорошем настроении и Женя знал, что Гусейн знает, что делать. Потому он как не в чем не бывало, отправился утром на Беговую, где, вкусив прасада, пошел распространять чай. Но по дороге его увидел Дима Василевский, которому Шад Госвами дал указание сходить на Курский вокзал и купить ему билет до Вильнюса. У Шад Госвами кончилась виза пребывания в Москве, и он должен был ненадолго съездить на родину и получить, во-первых, загранпаспорт, во-вторых, продлить визу для дальнейшей деятельности фудфолайфа в Москве. Паспорт ему бы помогли достать прибалтийские друзья.

Было ясное теплое утро, когда Дима и Женя отправились за билетом для Шад Госвами. Те, кому нечего ждать, отправляются в путь.

Дима заявил: «Я теперь счастливый человек! Мне вырвали зуб мудрости».

- Да ты особой мудростью и не отличался, ха-ха!

Дима не думал пока заходить на вокзал. Он решил подурачиться и предложил Жене поиграть в интересную игру, то есть лилу. Сначала Дима показывал что-то, а Женя должен был повторять, т. е. следовать по следам «великих ачарьязавров», только тогда можно получить их «благословение». А эта цепь и называется парампара, кстати, она уходит вглубь веков.  Таким образом, быстро придумав правила, Дима побежал за поворот и устремился напролом через толпу, потом он спрыгнул на железнодорожное полотно и зашагал по шпалам, затем он остановился, подпрыгнул на некотором расстоянии над землей, зацепился за что-то. Потом он опять оказался на земле и понесся, что было мочи на запад, где ходили ментозавры, и где находился главный вход на вокзал. Там Дима влез на решетку, ограждавшую вход и людей. Одним словом, он сходил с ума. Женя проделывал все в точности за ним. Так они учились следовать «по стопам ачарьязавров». Они ходили друг за другом, а люди их не замечали, спешили по делам. Двое были сумасшедшими, или только играли в сумасшедших, а остальные были нормальными людьми. Дима спрашивал у людей всякую ерунду, типа: «Какой сегодня день по японскому календарю?», «Зачем вам наручные часы?», «Ты нормальный?», «Едины ли Ельцин и народ?», «Где достать денег?», «Где раки зимуют?», «А ты слышишь голос Бога?», «А вы были в казахской Астане, новой столице иллюминатов? Поменяй первую и последнюю буквы местами и получишь имя того, перед кем эти собаки преклоняются!»,- "Только не надо собак оскорблять!", - кто-то отвечает на ходу и так  они продвигались дальше. Женя дивился на эту игру. Затем правила изменились, и Женя стал приказывать, Дима исполнять. Дима вставал на колени перед прохожими, ходил босиком, выл по-собачьи. Напоследок Дима громко пукнул, и друзья исчезли, за ними устремились ментозавры, свистя изо всех сил.

Настал вечер. Женя и Дима должны были выполнить миссию – купить билет Шад Госвами. Они устали и зашли в кафе, посидеть и перекусить. Димка не работал, но деньги у него были. Они заказали, что было в кармической столовой – первое, второе и третье, пару шоколадок и четвертое.

-  Маэстро, поставьте «Виктора Цоя!» - обратился Дима к официанту кафе «Курское».

- Нам с тобой: из заплеванных колодцев не пить,- пропел он себе под нос, потягивая колу.

На улице стемнело. Друзья вышли из кафе и осторожно направились к кассам. По дороге Дима выкинул шоколадку.

 

- Мне голос сказал выкинуть, - сказал он на полном серьезе. Для Жени это было чересчур, и он заорал: «Ты что?! Это же полная дурь! Ты че продукты переводишь!?» - подняв шоколадку, подул на нее и съел, поставив другу пинок.

Дима купил билет, торгуясь, как заправский чукча. Они вышли на вечерний воздух. Вдруг Дима побежал, а Женя за ним. Они неслись мимо коммерческих палаток, стараясь не столкнуться с прохожими. Дима бежал на всех скоростях к поездам, и, когда один заскочил, за вторым закрылась дверь, ударив по плечам, но Женя успел втиснуться в вагон. Они пошли вперед. Медленно двинулся поезд. Деревянные скамейки заждались своих пассажиров. Дима сел, Женя напротив него. За окном двигались огоньки, колеса стучали, вагон немного раскачивался. Дима вытащил буханку хлеба (откуда он только ее достал?) разломил, стал бормотать, гнусавя заклинания: «Кришнайя кришна чайтанья намне гоура твише намах». По вагону шли цыганята. Дима сидел и смотрел на них. Двое мальчиков лет семи – десяти, девочка и голубоглазый цыганенок лет пяти. Дима попросил их подойти. Дети расселись возле них. Дима дал каждому хлеб.

- Вы кто такие, откуда?

- Мы маму ищем.

- И мы тоже. Давайте искать вместе. Я даже знаю, каким образом. Давайте петь и мама сама найдется. – Дети не возражали. Дима начал хлопать в ладоши. – харя кришны, ха – а – ря кришны, кришны, кришны… - Дети запели. Они знали пение харя кришны.

- Вот это – шива, - указывая на старшего из цыган. – Ты радхика, а ты баларама. А ты – чайтанья, - сказал Дима малышу с голубыми глазами. -Только не думайте, что я серьезно, - Дима подмигнул.

Затем Дима стал давать лекцию.

-Знаете, ли куда мы едем? Мы едем на кришналоку, такое место, где все несчастны и время там не кончается. Там все плачут и тела жителей чернеют от страданий, а потом покрываются пятнами. Вот такое место кришналока. Нельзя себе представить, более ужасного места, там хуже, чем в психушке. Я знаю то, о чем никто не догадывается. А кришнаиты обманывают, как обманывал Прабхупад: «Распространяйте мои книги всеми «правдами» и неправдами» и кришна обманывал на поле битвы курукшетра, он обманул дроначарью, что его сын ашватхама убит. Все эти лгуны заманивают всех зазевавшихся в свое болото. Знайте, дети мои, и передавайте другим то, что я вам сообщил по секрету. Нельзя что-то делать ради кришны, а то он утащит к себе на кришналоку, где нет места ни радости, ни смеху. Не верьте лгунам, ворам и мошенникам! А  имена, что я вам дал, запомните, запомните на всю жизнь.

Чайтанья с куском хлеба соскочил и побежал к маме, которая появилась в проходе. Открылась дверь тамбура, в котором накурено и в то же время свежо, и появилась полная черноволосая цыганка в платье и платке в зеленый горошек. Она взяла цыганенка за руку и прижала к себе. Дети побежали за чайтаньей, шива бежал быстрее всех. Все они обняли мать, хватаясь ручонками за юбку.

Дима и Женя остались вдвоем. Мелькали огни в темном окне, куда смотрели двое друзей. Так продолжалось довольно долго. Невероятно долго. Поезд остановился. Поехал. Дима, вдруг оглянувшись, рванулся к выходу.

- Блин, мы проехали нашу остановку! – отчаянно молвил он. И, недолго думая, сорвал стоп-кран. Поезд рывком остановился. Все попадали в проходах, кто стоял.

- А, нет, я ошибся, наша следующая! – торжественно выпалил Дима. И зашагал вперед через вагоны, глаза его горели. Женя следовал за ним. Он был ошарашен и немного покачивался как пьяный.

- Ты что пьяный?

- Опять бьет дрожь.

Они проходили мимо людей, сидящих на креслах, где встречались ментозавры в форме и шапках со знаками. На них Женя смотрел особенно осторожно и внимательно. Быстро бросая взгляд, Женя шел за Димой.

На самом деле жизнь коротка и  где бы ты не был,  что б ты не делал - может оборваться в считанные секунды, и ты не знаешь когда. Смерть дает ту необходимую трезвость и радость к жизни. Любовь – чувство осознания неизбежной утраты. Сон – чувство бесконечности жизни, забвение смерти. Мы сами разрешаем иллюзии дурачить нас, быть жестокими и невнимательными, одним словом атеистами. А иллюзия охватывает нас, и мы в пьяном дурмане перестаем ценить жизнь. Мы считаем, что у нас огромное количество времени и можно брать в долг, оскорблять и обманывать, но это иллюзия. Мы все на тонком льду, на шатком мосту, в полете с нераскрытым парашютом, но как долго мы бы не летели, нас ждет опасная земля. Мы думаем, что у нас есть время на зло, и нет времени на любовь.

На следующей остановке они вышли. Это был город Зеленоград. Так гласила табличка на платформе. Дима несся уже здесь, а Женя за ним, так они заскочили в автобус набитый людьми. Двери закрылись за жениной спиной. Автобус тронулся и поехал в неизвестном направлении. За окном машины проплывали многоэтажки, горевшие огнями.

- Вот, смотри, это другие планеты проплывают, скоро мы прилетим на кришналоку.

- … - у Жени открылись глаза и рот. Он действительно видел, как они летели сквозь планеты-дома, в квартирах которых горели огни. Это была фантастика.

Дима и Женя оказались во дворе нескольких домов.

- Так, сейчас подтянемся, - Дима попытался подтянуться три раза. – Сейчас мы пойдем сюда, теперь остановимся. Ты знаешь, как трудно открывать замки. Я в психушке пока сидел, крутишь то влево, то вправо (Дима показывал рукой, как крутят головку кодового замка). Куда повернуть – так напрягаешься! Столько сил уходит! – Они поднимались по ступенькам, где тускло, горели лампы, по ступеньке в минуту, потом Дима сообщил, что можно идти в полный шаг, уверенно. Он позвонил в дверь. Эй! Кто будет моим гостем? Двери открыла молодая девушка. Дима и Женя зашли внутрь квартиры, она была очень уютная и современная.

 

Молодая мама, которая открыла дверь вечерним гостям, была счастлива в этом скромном уголке Вселенной. Ее муж Гурам, так его звали, работал на «Према Инвест» охранником и зарабатывал для вполне приличной жизни. Он был счастлив иметь красивую жену и маленькое дитя, к тому же он сам был молод и красив. Супругу его звали Мария.

Мария принесла двум посетителям их уютного жилища фрукты и сладости как подобает, скромно уединилась с мужем, так как час был вечерний. Дима включил телевизор.

- Тебе необходимо очиститься от грехов.

- Да! – сказал Женя, осознавая  жуткую греховность.

- Каким же образом? – сказал телевизор. – Женя посмотрел на экран, там шла передача «В субботу вечером». Женя действительно чувствовал тяжесть внутри на душе. Естественным образом он согласился, чтобы это ни было.

- Сейчас мы вызовем Серафима Саровского, странника.

- Вызовите девять один, один, - говорил телевизор. - «Что за странная передача» - подумал Женя и переключил канал.

Дима вызвал Серафима Саровского, у которого была телега, которую он тащил. Дима говорил: «Серафим Саровский, пожалуйста, пройди по рукам слуги этого Божьего и собери грехи его в свою телегу…» Странник в тонком теле с размер мальчика-с-пальчика и такой же телегой пошел по рукам и ногам Жениным, собирая грехи в телегу. Его видел только Дима.

- Смотри, смотри, собирает, - говорил телевизор, на экране которого показывали мальчика, собирающего цветы на лесной поляне. Женя переключил канал. Странник прошел по всему телу, побывав в печени, горле и многих других местах, где обычно водятся грехи. Затем Дима поблагодарил Странника, Женя тоже его поблагодарил.

- Спасибо вам, - говорил телевизор. Женя смотрел на экран с превеликим удивлением, такую откровенную «чертовщину» он никогда не видел.  На экране говорила голубоглазая девушка, благодарившая публику.

- Ну, все, я выключаю телевизор …- после чего Женя уснул, не помня себя, а когда проснулся, Димы уже не было, он уехал на рассвете. Женя спал в одежде на диване, телевизор молчал. Он умылся.

На кухне хлопотала Мария, маленький ее ребенок лежал в люльке, Гурама тоже не было, он уехал на службу.

- Как вам спалось? – спросила Мария.

- Да, спасибо, все было замечательно, то есть спокойно.

- Садитесь завтракать.

Женя видел эту женщину первый раз в жизни вчера вечером. Она была привлекательна. Женя сел на стул, стараясь не смотреть ей в глаза, изредка посматривая на ребенка.

- Я бы хотела поговорить с вами насчет Димы. Он, знаете, не совсем в своем уме, - сказала она после молчания. Дима был сумасшедшим.

- Да, я что-то не заметил.

- Да, да, он и в психушке лежал.

- Мама, мы все тяжело больны... Мама, я знаю, мы все сошли с ума...

- Я думала вы не знаете. Я хотела предупредить, чтобы ваша крыша не съехала. Будьте внимательны.

- Спасибо.

Мария подала запеканку с компотом. Женя, вкусив, поблагодарил и поехал на Беговую. Зеленоград был чудесным городом.

 

Гусейн ходил на площадке вокруг «храма». Женя удивился смелости и отреченности Гусейна, бродящего здесь в опасном месте. Гусейн посмотрел на Женю искоса и проследовал дальше. Серая тень, обручи-мысли давят мозг каждый день. Он настраивался, и его нельзя было беспокоить, иначе могла случиться третья мировая война, не запланировано. Гусейн пришел отправить и получить письмо по электронной почте, про то, что больше нет сил смотреть на дерьмо. Он ждал, и было видно, как напрягались воздух, эфир, огонь, вода и земля вокруг него, любое неосторожное слово, дело или просто чихнуть невпопад - можно было обрести негодование Гусейна, которое просто так никогда не проходило. На свою беду охрана вставала рано и, конечно, приняла удар на себя. Выслеживая Гусейна по телекамерам, кришназавры Харя Киртан и Шури решительно направились к нему в район книжного ларька. Гусейн читал джапу. И никто не хотел быть виноватым без вина… Харя Киртан подошел первым к погруженному в себя Гусейну. Киртан заломил ему правую руку за спину, а Шури, подоспев – левую и не церемонясь, потащили Гусейна в безлюдное место – на задний двор, на лестницу, где находились гаражи. Гусейн не сопротивлялся.

- И если ты можешь бежать, то это твой плюс.

Женя, изумленный и испуганный, побежал за ними и, когда Гусейна затащили на лестничную площадку, был свидетелем сцены. Он боялся подойти к охранникам, и открыто вступиться за друга, но  кто-то станет стеной, а кто-то плечом, под которым дрогнет стена. Он внимательно следил за их действиями, стоя на видном месте, где могли его видеть Шури и Харя Киртан. Шури вытащил полароид и сфотографировал Гусейна в фас и профиль, но на тот момент Гусейн делал смешную рожу, высунув язык.

Гусейна выдворили, дав понять, что «храм» – очень опасное место для него. Гусейн приехал в Лыткарино, прогулявшись по Москве. Он был весь день на улицах Московских. Настал вечер. Но ночь сильней, ее власть велика.

 

Женя приехал на Беговую. И, как всегда, опоздав на лекцию, стоял около гардероба. Дима Василевский стоял в очереди за курткой. Женя сильно пнул его по заднице. Дима схватился за задницу и почти обиделся, но потом засмеялся и убежал.

- КРЫШАЕД! - сказал Женя и пошел по фирмам. Это было указание Гусейна, который проверял эти варианты на пожертвования, тогда можно было бы купить билеты домой, Гусейну в Баку, а поезд всегда ходил по расписанию.

Метро Сокольники. Если идти мимо магазина «Зенит», то можно найти Николая Петровича, директора магазина «Свет», который обещал пожертвовать что-нибудь для ФФЛ. Женя считал своим долгом зайти к нему.

- Нам необходимо немного денег на билет, чтобы доехать…

- Нет.

Женя зашел в фирму на Кривоколенном переулке, куда неоднократно заносил сладкие шарики, но и там отказали.

Вечером Женя заехал к Падме Мукхье, где в квартире в сорока минутах езды от Петровско – Разумовского, она жила вместе с двумя детьми – Ютхиштхирой и Кришна дасом (раньше их звали Фатима, Александр и Миша). Оба ребенка были рыжие, отец их бросил.

- Если тебе негде будет жить, поживешь у меня пару месяцев пока не уедешь, - заверила его Падма Мукхья.  

 

- Женя, опять ты здесь, разве я тебе не говорила? – наезжала тетя Марина, она безжалостно гнула свою линию.

- Я Гусейну поесть привез! – отвечал Женя неубедительно.

- Гусейн, у меня еще сто долларов осталось. Я еще чай распространю и добавлю. На два билета, думаю, хватит.

- Ты меня извини за то, что я тебя ругаю, и я не знаю точно, кто из нас прав,- сказал Гусейн, тронутый, - но билет стоит где-то сто долларов.

- Хорошо, завтра я пораспространяю чай и соберем еще сто.

Гусейн с Костей играли в нарды.

На следующий день Женя отправился на Беговую. Взял чай и пошел распространять его по всем ларькам и магазинам.

- Это фруктовый чай, - специально рекламировал он как мог.

- Да-а, ну-ка давай посмотрим.

- Пьете и не болеете, - объяснял он продавщице в палатке.

- А почем?

- 5000

- Давай один.

За день Женя продал чая несколько пачек, его никто не брал, а Гусейн должен был ему позвонить на Беговую в вагончик ровно в три часа. Телефон и твой номер тянут меня, как магнит. Надежда, находящаяся в вагончике ФФЛ  предала трубку.

- Але, Гусейн! Это я.

- Распространить чай, что ли не можешь. Сколько осталось?

- Коробка, а в ней 30 упаковок.

- План такой: продай чай и дуй в Лыткарино.

- Хорошо.

В кармане Женя держал паспорт Гусейна, чтобы потом сразу купить билет. К вечеру он еще продал 20 пачек по 3000 и, приняв прасад, поехал в Лыткарино.

- Женя, ты еще здесь? – спросила Марина.

- Да, я билеты привез Гусейну! Сегодня последний день у Вас! – раздумывая о количестве дней, прожитых у Гусейна – Кости. Я здесь целых три месяца! – думал Женя. Он был счастлив прожить все это время с  Гусейном.

- Гусейн, надо еще заехать на Беговую и захватить мою сумку, а там паспорт и другие документы – Женя говорил про удостоверение личности, которое превратилось в гармошку от постоянного хранения в кармане.

Гусейн смотрел на билеты – это были билеты на самолет с серебристым крылом, что взлетая оставляет на земле лишь тень. А вылет был назначен на завтра в 11.00 утра. Гусейн был действительно тронут и если бы он мог поблагодарить Женю!

- Параматма тебе говорит, что нужно остаться, - сказал Гусейн. Женя смотрел на него. Ему было не по себе. Он был верен, но боялся и переживал. В душе его царило смятение. Ему хотелось и плакать и дрожать от страха, в то же время он испытывал благоговение перед другом. Китай мало-помалу распространял свои щупальца, об этом красноречиво говорили сапоги Гусейна. Всю ночь Гусейн сидел в кресле,  он думал и готовился. Я чувствую, закрывая глаза, - весь мир идет на меня войной.

Женя проснулся и пошел на кухню. Было пол - шестого утра. Подогрев прасад он поел. В холодильнике все было забито прасадом с Беговой, полный холодильник. Гусейн спал в кресле, сложив руки. Женя разбудил его, подойдя ближе. Оказывается, Гусейн просто дремал. Он, услышав Женины шаги, повернул голову и медленно встал, сидя до того в кресле еще некоторое время.

- Гху – гху, - сказал Гусейн.

- Гусейн, ты завтракать не будешь?

- Нет, - и заставил съесть Женю вторую порцию, которую тот приготовил для него.

- Когда я куда-то еду, то не ем.

И опять на вокзал, и опять к поездам.

Они оделись, и Гусейн положил сумку на плечо. Костя пожал своим друзьям руки, Володька улыбался и обнял их,  провожая таким образом. Вообще провожать Гусейна и Женю пришли все пацаны и девчонки, даже Марина дала им благожелательное напутственное слово.

Они вышли на улицу. Вставало солнце. Каждому солнце светит.

 - Ух, и тяжелая же сумка, - сказал Гусейн, - Я – то думал, что, поднакопив энергию, буду нести ее словно пушинку! – Гусейн понабрал трофеев, в том числе кассеты давили на плечо.- Пойдем, я не знаю, кому из нас здесь ещё что-нибудь надо.

Гусейн взял свой портфель и одну из ручек его зеленой бесформенной сумки, куда Гусейн положил 18 кассет Селеванова, и Женя, зная об этом, ничего не сказал против. Он взвалил ту самую сумку, которая едва не досталась Владимиру с вещами, чтобы помочь Гусейну.

- Закрой за мной дверь,- сказал Гусейн.

Так они шли, поднимаясь по улицам. Погода была не очень холодной, но лед был, и можно было поскользнуться. Вдруг подъехала «Газель», Гусейн с Женей сели в нее и поехали прямо до Кузьминок. Они направлялись в аэропорт Шереметьево. Они не стали заезжать на Беговую, так как чтобы доехать до аэропорта, нужно было четыре часа. Гусейн настраивался, ведь его с Женей могли остановить менты и арестовать за отсутствие прописки, так что лишние движения по Москве были крайне опасны.

Они зашли в метро и медленно поднимались по эскалатору, Гусейн не смотрел по сторонам. Они шли в людской толпе мимо постовых. Пересев в электричку, Гусейн спросил: «Есть у тебя мелочь на случай штрафа?» Они не купили билет и опасались контролера.

- Гусейн, подари мне свой стакан, - попросил Женя.

- Нет, - сказал Гусейн, но подарил ему два стакана поменьше и антикварного Пушкина А. С. Женя взял книгу и начал читать вслух.

Гусейн его прервал.

- Ты мог бы предать, но некого было предать.  

Они вышли на платформу, это была конечная и чтобы доехать до Шереметьево, необходимо было пересесть на другую электричку. Гусейн и Женя стояли на платформе. Дул ветер, холод пробирал сквозь сапоги.

Подъехала электричка. Они сели. Проехав, вышли на Шереметьево – 1.

- Я пойду, сдам билет, - сказал Женя, пока Гусейн заполнял листок «отбытия» (о причинах полета), краткую информацию о себе. В колонке «Цель поездки» он написал «Личная».

- Ну, как, сдал билет? – спросил Гусейн.

- Нет. Говорят нужно ехать туда, где брал.

- А я хотел у тебя взять еще денег, чтобы на такси доехать до дома.

Женя вздрогнул. Это была новость. В его кармане лежало 10 тысяч российских, которые он и отдал Гусейну.

- Кришна и кришнаиты – это позорный путь вникуда, а ты не понимаешь ничего  и ничего не хочешь менять. План такой! – была последняя фраза Гусейна. Потом Гусейн подал свою руку и, не оборачиваясь, двинулся в путь.  

Женя безынициативно смотрел ему в след. «Ты смотришь назад, но что ты можешь вернуть назад». Безучастие к судьбе Гусейна посетило Женю. И в этот момент он услышал: «И, когда я обернусь на пороге, я скажу одно лишь слово: "Верь!"» - в аэропорту играла музыка. Это был В.Цой.

Женя увидел Гусейна в проходе на посадку, он улыбался и благодарил друга.

Тогда Женя развернулся и направился к выходу на электропоезд. Все его существо пропиталось необъяснимым чувством, фактически он остался в Москве один одинешенек и в то же время он чувствовал некую раскрепощенность и даже свободу. Солнце поднялось высоко, освещая голубых небес навес.

Поезд ехал назад в Москву, а Жене это было совершенно безразлично. Все что он вез с собой – были стаканы Гусейна, книга со стихами А.С. и билет на самолет, что, взлетая, оставляет земле лишь тень, который необходимо было сдать обратно в кассу.

Что отличает вагон электрички? Что отмечает пассажир, находящийся внутри? Серость и грязь, въевшаяся в саму суть, неистребимая. То же можно сказать о сером снеге и пейзаже, царившем в Подмосковье. Домики дач внушали отчужденность и даже некую враждебность. В синем небе летят самолеты и один из них самый красивый.

В кассе фудфолайфщика за возврат билета оштрафовали на двести тысяч, т. е. вернули не пятьсот, а триста тысяч рублей. Потом он оказался на Беговой, где сидел в раздумчивости на скамейке рядом с другими кришназаврами до самого вечера. Надо заметить, что каждый кришназавр был запрограммирован по-своему, в соответствии со своей эгоистической природой. По-особому был запрограммирован Шад Госвами, который подошел к Жене и сел рядом.  Погода стояла хорошая. Утренний мороз сошел и температура была на уровне весенней. Поддувал ветер, садилось красное солнце.

 

- Я скоро уеду, но я хотел поговорить с тобой. – Женя настроился на слух, он обратился во внимание. Он ценил и любил Шад Госвами, который неотъемлемо вошел в Женину жизнь и стал ее неотъемлемой частью.

- Мне нужен друг, - сказал Шад Госвами, - я бы хотел, чтобы им стал ты.

Женя сидел ошеломленный. Он знал, что Шад Госвами, был всегда очень прямым преданным, но  Шад не годился Гусейну и в подметки. Но где-то отдаленно они были похожи. Другими словами Шаду нужен был покорный слуга, а не друг. Друзья всегда на равных и свободны. А Шад не был свободным, находясь в иллюзии философии Ш. Прабхупада. Женя это знал. И не понятно, где пряник, где плеть.

- Сейчас  прогрессирует кали-юга, и положение будет ухудшаться и ухудшаться. Дальше люди забудут и шримад-бхагаватам. Где гарантия, что не случиться война и книги Шрилы Прабхупады не будут утрачены. Я уже начал учить наизусть первую песнь «бхагаватам», но этого мало, мне необходим помощник, друг, поддержка, ты понимаешь? А  я учил тебя целый год тратил время целый год. Какие твои планы на будущее? – Женя молчал, у него не было сил.  

- Через одиночество можно услышать голос сердца.

- Хорошо, ты подумай до завтра, а потом скажешь. Завтра я уеду и не вернусь сюда больше. Я поеду в Ростов–на–Дону. Там преданные зовут меня на ФФЛ.

-  Гусейн уехал, - сказал Женя,- Я ждал это время, и вот это время пришло…

Шад Госвами кивнул головой и встал.

-Зачем я еду, я ведь так хотел остаться с тобой.

 

Маюродвадж – начальник ФФЛ в Москве – сидел на втором этаже «храма» на Беговой. Женя поднялся и сел в кресло около двери в ожидании. Маюродвадж был занят некоторое время. Всюду ходили бхактазавры. Санака Кумар «читал» джапу в соседнем кабинете. Наконец Маюродвадж открыл дверь, Женя вошел к нему и сел на стул. Он первый раз столкнулся так близко с начальником фудфолайфа  лицом к лицу. Правда на лице Маюродваджа вовсю разрослась борода, он казался молодым и вполне уравновешенным человеком.  Национальности он был кавказской. В свое время он занимался охотой и наркотиками, но «сознание» кришназавра оказалось куда более мощным наркотиком. Куда более опасным.

- Маюродвадж, а почему Шад Госвами уезжает?

- Мы дали ему задание.

- Но ведь у него были какие-то планы в МГУ…

- Нет, все это никуда не годится. Столько людей было в его команде, и они ходил по всей Москве и говорил всякую ерунду. Это ужасно. Что они говорили, одному Богу известно. Мы могли попасть в очень невыгодную ситуацию. Так что мы его отправили с иной миссией. Шад Госвами преданный хороший, но не справился. Те, кому нечего ждать, садятся в седло, их не догнать, уже не догнать.

- Маюродвадж, я вот служил под его руководством больше трех месяцев, теперь хотел бы уехать, но денег не хватает на билет.

- Как тебя зовут?

- Женя.

Маюродвадж посмотрел с пониманием на собеседника, встал, покопался в шкафу и вытащил кучу пятитысячных бумажек, отсчитал. «Здесь двести тысяч. Тебе хватит?» - Женя кивнул.

- Если не хватит, займешь у кого-нибудь.

- Спаси бол!

Женя вышел во двор и столкнулся с Владимиром Владимировичем, который шел в «храм» на костылях. Он был немного озлоблен, но после падения шел на поправку. За Владимиром Владимировичем шествовал Селеванов, который нес комплект книг, которые Владимир Владимирович возвращал обратно, реально почувствовав на себе философию Ш. Прабхупада. Владимир Владимирович теперь хотел жить.  Он снова поменялся с соседом и жил в своей старой квартире на четырнадцатом этаже спокойно и счастливо, неперенося кришнаитов на дух, кроме Сергея Селеванова. Чтение книг - полезная вещь, но опасная, как динамит.

 

Чтобы скрыться от ночи, Женя устроился в вагончик ФФЛ. Никого, кроме Надежды не было, которая печатала на машинке. Женя зашел к ней и лег на кучу какого-то барахла – это были сари, одеяла и другая мелочь. Надежда плакала, ей было неприятно, что Шад Госвами уезжал. После того, как она осталась сиротой, родители ее погибли в автокатастрофе, Шад Госвами был ей реальной поддержкой. Женя спал, Надежда укрыла его своим одеялом. Спокойная ночь.

 

Сон.

Школа. Идут уроки. Учителя нет, ученики, ученицы. Вдруг в класс заходит Шрила Прабхупада в тхоти, курте, с дандой в руках и он несет образ Николая Угодника. Вместе с ачарьей, у которого горели глаза заходят много учеников, тоже в шафрановых одеждах, с дандами. Все идут к учительскому столу. Прабхупада, подняв икону произнес:

- Джитендрия Кришна Дас, ки джай!

 Женя крестится и в тот же момент ачарья вместе со своей свитой исчез, превратившись в тень, только икона Николы Угодника осталась висеть в воздухе, никем не поддерживаемая. Женя снова крестится, но икона не исчезает.

 - Святителю Отче Николае, моли Бога о нас! – закричал Женя, что было мочи.

Николай Угодник, святитель, смотрит пристально. На нем одежды святителя, в руках он держит книгу, распятие и зеленую ветвь. Николай не изменившись чертами, уже стоял живой, не ограниченный рамкой иконы. Он перекрестил всех в классе и сказал:

-  Будите с миром!

Вдохновившись, Женя встает, необычайная радость и счастье наполнили все его существо. Он увидел, как горят и разрушается стены «храма» на Беговой вместе с вагончиками и «божествами и мурти Прабхупада», а на месте руин закатывают асфальт.

Направив свой взор на Угодника Божия, он произнес:

 … Помоги нам Угодниче Божий, да не погибнем со беззакониями нашими, избави нас от всякого зла, и от всякия вещи сопротивныя, управи ум наш и укрепи сердце наше в правой вере… О, всеблагий отче Николае…

 

Дима вышел из дома, когда на часах было уже пол первого ночи. Он слышал голоса и они ему порядком надоели.

- Если я пойду в лес, вы замолчите? – спросил Дима.

- Да, да, да, - загнусавили голоса.

Недолго думая Дима направился в ближайший лес, находящийся в пригородной зоне. Было холодно.

В лесу было темно, деревья казались великанами, жуть царила кругом, только Дима не ощущал страха. Чтобы согреться, он стал отжиматься. Этим он и занимался до самого утра.

Когда забрезжил рассвет, Дима отправился в город. По дороге он заскочил в придорожную закусочную, украл два чебурека, чтобы унять нестерпимый голод. Продавщица куда-то исчезла, и Дима взял прямо с латка  все, что ему нужно. На часах уже было девять утра.

 

Дима стоял у станции «Красный богатырь» и когда подошла электричка, вошел в тамбур. В вагоне было не так холодно. Настала весна, дождь для нас... и снег уже стаял, зерна упали в землю, зерна просят дождя. Им нужен дождь…  Днем во всю  горело солнце, и свежесть проникала в легкие. Дима побывал на Сухарево, подкрепившись в храме и, чувствуя, что день начался и все отлично, зашел в «алтарную», где шла лекция о Шукадеве, «самореализовавшейся» душе.

Шукадева всегда ходил с распущенными волосами, переходя из селения в селение абсолютно нагой. Мальчишки кидали в него камнями, но он не обращал внимания. Так он шел, пока не достиг леса Наимишараньи...

 

Дима после лекции поговорил с Русланом и отправился на станцию, которая называлась Катуар. Он подождал, когда подошла электричка, вошел в тамбур. Он смотрел по сторонам и дрожал от страха. Затем, убедившись, что рядом нет никого, снял свою одежду и выбросил ее на платформу. Глубоко вздохнув: «И как каждый день ждет свою ночь, я жду свое слово – пора», он открыл дверь в вагон и пошел через весь поезд под изумленными взглядами пассажиров, так как он был в чем мать родила. Диму забрали ментозавры, а после родственники снова сдали его в психушку.

 

Зоино стояние.

 

В 1956 году, когда у власти был Н. С. Хрущев, случилось то, что потрясло весь православный мир, - знаменитое "Зоино стояние". Напомним вкратце об этом чуде, происшедшем в Самаре (тогда Куйбышеве).

Работница трубного завода, некая Зоя, решила с друзьями встретить Новый год. Ее верующая мать была против веселья в Рождественский пост, но Зоя не послушалась. Все собрались, а Зоин жених Николай где-то задержался. Играла музыка, молодежь танцевала; только у Зои не было пары. Обиженная на жениха, она сняла с божницы икону святителя Николая и сказала: "Если нет моего Николая, потанцую со святым Николой". На увещевания подруги не делать этого она дерзко ответила: "Если Бог есть, пусть Он меня накажет!" С этими словами она пошла по кругу. На третьем круге комнату вдруг наполнил сильный шум, поднялся вихрь, молнией сверкнул ослепительный свет, и все в страхе выбежали. Одна только Зоя застыла с прижатой к груди иконой cвятителя - окаменевшая, холодная, как мрамор.

Ее не могли сдвинуть с места, ноги ее как бы срослись с полом. При отсутствии внешних признаков жизни Зоя была жива: сердце ее билось. С этого времени она не могла ни пить, ни есть. Врачи прилагали всевозможные усилия, но не могли привести ее в чувство.

Весть о чуде быстро разнеслась по городу, многие приходили посмотреть "Зоино стояние". Но спустя какое-то время городские власти опомнились: подходы к дому перекрыли, и его стал охранять наряд дежурных милиционеров. А приезжим и любопытным отвечали, что никакого чуда здесь нет и не происходило.

Дежурившие на посту у того дома по ночам слышали, как Зоя кричала: "Мама! Молись! В грехах погибаем! Молись!" Медицинское обследование подтвердило, что сердцебиение у девушки не прекратилось, несмотря на окаменение тканей (не могли даже сделать укол:

иглы ломались). Приглашенные священники после чтения молитв не могли взять икону из ее застывших рук. Но в праздник Рождества Христова пришел отец Серафим (Тяпочкин, тогда еще отец Димитрий), отслужил водосвятный молебен и освятил всю комнату. После этого он взял из рук Зои икону и сказал: "Теперь надо ждать знамения в Великий день".

Перед праздником Благовещения некий благообразный старец просил охрану пропустить его. Ему отказали. Появлялся он и на следующий день, но и другая смена его не пропустила. В третий раз, в самый день Благовещения, охрана его не задержала. Дежурные слышали, как старичок говорил Зое: "Ну что, устала стоять?" Прошло какое-то время, старец все не выходил. Когда заглянули в комнату, его там не обнаружили. Все свидетели происшедшего убеждены, что являлся сам святитель Николай.

Зоя простояла 4 месяца (128 дней), до самой Пасхи, которая в том году была 23 апреля (6 мая по новому стилю). В ночь на Светлое Христово Воскресение Зоя громко взывала: "Молитесь! Страшно, земля горит! Весь мир в грехах гибнет! Молитесь!" С этого времени она стала оживать, в мускулах появилась мягкость, жизненность. Ее уложили в постель, но она продолжала взывать и просить всех молиться о мире, гибнущем во грехах, о земле, горящей в беззакониях.

- Как ты жила? - спрашивали ее. - Кто тебя кормил?

- Голуби, голуби меня кормили, - отвечала Зоя.

Молитвами святителя Николая Господь помиловал ее, принял ее покаяние и простил ее грехи.

Все случившееся настолько поразило жителей Куйбышева и его окрестностей, что множество людей обратилось к вере. Спешили в церковь с покаянием, некрещеные крестились, не носившие креста стали его носить - для просящих даже не хватало крестов.

Когда спустя годы архимандриту Серафиму (Тяпочкину) задавали вопросы о его встрече с Зоей, он всегда уклонялся от ответа. Вспоминает протоиерей Анатолий Литвинко, клирик Самарской епархии.

 
"Я спросил отца Серафима: "Батюшка, это вы взяли икону из рук Зои?" Он смиренно опустил голову. И по его молчанию я понял: он". Батюшка скрывал это по своему смирению. Да и власти могли вновь начать на него гонения из-за большого притока паломников, желавших приложиться к чудотворной иконе святителя Николая, которая всегда была в храме, где служил отец Серафим. Со временем власти потребовали убрать икону, скрыть от народа, и она была перенесена в алтарь.

 

Недавно этим случаем вновь заинтересовалась массовая печать. Приводим выдержки из публикации в "Комсомольской правде":"Многим верующим в Самаре известна пенсионерка Анна Ивановна Федотова. "В те дни возле дома Зои я была дважды, - рассказывает Анна Ивановна, - приезжала издалека. Но дом был окружен милицией. И тогда я решила расспросить обо всем какого-нибудь милиционера из охраны. Вскоре один из них - совсем молоденький - вышел из калитки. Я пошла за ним, остановила его: "Скажите, правда, что Зоя стоит?" Он ответил: "Ты спрашиваешь, в точности как моя жена. Но я ничего не скажу, а лучше смотри сама..." Он снял с головы фуражку и показал совершенно седые волосы: "Видишь?! Это вернее слов. Ведь мы давали подписку, нам запрещено рассказывать об этом. Но если бы ты только знала, как страшно мне было смотреть на эту застывшую девушку!"

Совсем недавно отыскался человек, поведавший о самарском чуде нечто новое. Им оказался уважаемый в Самаре настоятель Софийской церкви священник Виталий Калашников:
"Анна Павловна Калашникова - тетка моей матери - в 1956 году работала в Куйбышеве врачом "скорой помощи". В тот день утром она приехала к нам домой и сообщила: "Вы тут спите, а город уже давно на ногах!" И рассказала об окаменевшей девушке. А еще она призналась (хотя и давала подписку), что сейчас была в том доме по вызову. Видела застывшую Зою. Видела икону святителя Николая у нее в руках. Пыталась сделать несчастной укол, но иглы гнулись, ломались, и потому сделать укол не удалось. Все были потрясены ее рассказом. Анна Павловна Калашникова проработала на "скорой" врачом потом еще много лет. Умерла в 1996 году. Я успел пособоровать ее незадолго до смерти. Сейчас еще живы многие из тех, кому она в тот самый первый день нового года рассказала о случившемся"".

Валентина Николаевна М. (г. Белгород) вспоминает: "Я приехала к отцу Серафиму. Остановилась переночевать в доме Марии Романовны, где собралось много приезжих. Спать было тесно, в комнате душно. Два молодых человека поднялись и вышли во двор на свежий воздух, вслед за ними - и я. Разговорились. Оказалось, что они из Куйбышева и учатся в духовной семинарии. Я стала расспрашивать их о "Зоином стоянии". Когда это произошло, они были ребятишками. Именно это чудо и привело их к вере в Бога. Теперь они приезжают к отцу Серафиму, став его духовными чадами. Они утверждали, что именно отец Серафим взял икону из рук Зои.

...После службы староста храма матушка Екатерина Лучина (в постриге монахиня Серафима) спрашивает: "А ты приложилась к чудотворной иконе святителя Николая?" Я ей отвечаю: "Да". Она не отстает: "К какой?" Я указываю на большую икону святителя Николая - у стены. Она говорит: "Нужно приложиться к той, что на аналое. Ее наш батюшка взял у Зои. Только никому не рассказывай, а то нам запретили об этом говорить. Батюшку могут вновь арестовать".

Духовные чада старца свидетельствовали, что из Куйбышева приезжала верующая женщина и, увидев отца Серафима, узнала в нем того священника, который взял из рук Зои икону святителя Николая. И, видимо, не случайно по благословению отца Серафима в ракитненском храме у иконы святителя Николая Чудотворца и у Распятия Спасителя (на Голгофе) вот уже тридцать пять лет горят неугасимые лампады. 

 

Елизавета Константиновна Фофанова, духовная дочь старца, однажды спросила отца Серафима: "Батюшка, это вы взяли икону у Зои?" Он ей ответил: "Зачем вам это знать? Не спрашивайте меня больше об этом".

Близкая духовная дочь спросила отца Серафима: "Батюшка, это вы были в Куйбышеве и взяли икону из рук Зои, сотворив чудо?" Старец ответил: "Деточка моя, чудеса творит Бог, а мы, недостойные, по молитвам нашим получаем".

Из воспоминаний Александры Ивановны А.: "На пятой неделе Великого поста 1982 года я приехала в Ракитное. Я дерзнула спросить: "Батюшка, а где икона святителя Николая, которую вы взяли у Зои?" Он строго на меня посмотрел. Наступило молчание. Почему я вспомнила именно об иконе? В Куйбышеве жили мои родственники - на той самой улице, что и Зоя. Когда все это произошло, мне было четырнадцать лет. Чтобы народ не собирался возле дома, по вечерам отключали освещение. Крики Зои приводили всех в ужас. Молодой милиционер, стоявший на посту, от всего этого поседел. Мои родственники, будучи очевидцами происходящего, стали верующими и начали посещать храм. Чудо "Зоиного стояния" и все, случившееся с ней, глубоко запечатлелось в моем сознании.

После строгого взгляда отца Серафима меня пронзила мысль: "Ой, горе мне, горе!" Вдруг батюшка сказал: "Икона лежала в храме на аналое, а сейчас она находится в алтаре. Были такие времена, когда ее велели убрать". И добавил: "Вы первая, кому я об этом сказал". Через две недели батюшка скончался".

Вот что рассказала Клавдия Георгиевна Петруненкова из Санкт-Петербурга - духовная дочь митрополита Николая (Ярушевича).

"Когда произошло "Зоино стояние", я спросила Владыку, был ли он в Куйбышеве и видел ли он Зою. Владыка ответил: "Я был там, молился, но икону у Зои не взял, - не время еще было. А взял икону отец Серафим (тогда еще отец Димитрий)".

Незадолго до кончины отца Серафима я была в Ракитном. В храме, на горнем месте, справа от престола я видела икону святителя Николая в окладе. Во время беседы с отцом Серафимом в его келье я спросила: "Батюшка, у вас в алтаре икона святителя Николая - та, которая была у Зои?" "Да", - ответил он. О Зое мы больше не говорили".

О куйбышевских событиях рассказывает протоиерей Андрей Андреевич Савин, бывший в то время секретарем Самарского епархиального управления: "При епископе Иерониме это было. Утром я увидел группу людей, стоящую возле того дома. А уже к вечеру толпа доходила до тысячи человек. Были выставлены патрули. Но людей сначала не трогали - видимо, сказывалось первое замешательство. Это уже позднее начали всех разгонять. Предлог обычный: "Нарушаете покой жителей, движение автотранспорта". Но толпа все равно росла как на дрожжах. Многие приезжали даже из окрестных сел.

Те дни были очень напряженными. Народ, естественно, ждал от нас разъяснений, но ни

один священник и близко к тому дому не подходил. Боялись. Тогда мы все ходили по "тонкой жердочке". Священники были "на регистрации" - их утверждал и смещал уполномоченный по делам религий - от исполкома. В любой момент каждый мог остаться без работы и средств к существованию. А тут такой прекрасный повод свести с нами счеты! Вскоре среди верующих прошел шепоток, что Зоя прощена и в день Святой  Пасхи воскреснет. Люди ждали, надеялись. А по городу уже вовсю расхаживали  отряды комсомольцев. Бойко "разоблачали", уверяя, что были в доме и ничего  не видели. Это все только подлило масла в огонь, так что и те, кто действительно не верил в чудо, под конец усомнились: "Наверное, все же народная молва права, хоть и не во всем; и в доме на Чкаловской улице все-таки произошло нечто удивительное - не сомневаюсь!"" Архиепископ Самарский и Сызранский Евсевий как бы подытоживает различные  суждения о случившемся: "Свидетелями этого чуда были многие люди. Я  узнал об этом в 1957 году во время учебы в семинарии. Сомнений не было никаких: это величайшее чудо! В то время, когда вера подвергалась гонению и  поруганию от безбожных властителей, этот случай чудесного проявления силы Божией стал сенсацией. И не только для жителей Самары. Чудо с Зоей стало уроком многим. Ведь относиться к святыне нужно с благоговением. Это урок и безбожникам: ты можешь не верить, но святыню не тронь, иначе последует наказание! Если бы неверующая Зоя не прикасалась к святой иконе, ничего ведь не произошло бы. Подобных чудес совершалось немало: когда нечестивцы касались святыни, они  поражались. Аффоний в Иерусалиме при погребении Богородицы хотел опрокинуть Ее гроб, и на виду у всех Ангел Господень отсек ему руки. Известны  случаи, когда человек сбрасывал на землю колокол и вместе с колоколом сам  летел вниз. Да, в те времена у людей была большая потребность в чуде. Но чудеса являются, когда они нужны для народа, когда Господь определит". После взятия иконы у Зои отца Димитрия (Тяпочкина) оклеветали и сфабриковали на него новое дело, а Владыку Иеронима освободили от  управления Куйбышевской епархией. Вот что в 1989 году рассказал игумен Герман, насельник Оптиной пустыни (в 50-е годы он прислуживал в кафедральном соборе Куйбышева). "Чего не видел, о том говорить не буду, а что знаю, то скажу. Улицу оцепили, взяли подписку о неразглашении. Настоятелю собора позвонил уполномоченный и попросил объявить с амвона  в ближайшее воскресенье, что никакого чуда нет. Отец настоятель ответил: "Разрешите я поеду посмотрю и расскажу людям то, что видел". Уполномоченный задумался на минуту и пообещал вскоре перезвонить. Повторный звонок раздался через час и о. настоятелю сказали, что  ничего объявлять не надо. Поскольку в народе было много разговоров, даже местные советские газеты не  смогли обойти молчанием это чудо и попытались выставить его как "обман попов". Вскоре после этого случая о. Серафиму дали три года". Ему запретили рассказывать о взятии иконы у Зои и после отбытия срока направили служить в отдаленное село Днепропетровской епархии, а затем перевели в село Михайловское. http://www.nikola-ygodnik.narod.ru  Имена преданных:        НАРАДЕВ ШАД-ГОСВАМИ ВАДИНАТХ ГАУРАНГИ ДХАРМА-БХАВАНА ВИДУРА ГИРИДХАРИ ДХАРМА БХАВАНА НИХСИМА ЧАЙТАНЬЯ АНИРВИНА ШИВА-БХАКТА ЮТХИШТХИРА АРДЖУНА БРАХМАНАНДА МАЮРОДВАДЖ ТРИВЕНИ АВАДХУТА КРИШНА ДАС ЛАКШМАН БХАКТА БАНДХА ЭКАНАТХ САНАКА-КУМАР ХАРИ КИРТАН СВАРУПА ДРОНАЧАРЪЯ АШВАТХАМА ШЬЯМ ПАДМА МУКХЬЯ ХАРИ БХАДЖАН ДЖИТЕНДРИЯ БРАМИКА ШУКАДЕВА ХАРИКЕША

Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешного.

 

10.06.2013